— Да, да, я слышал, — сказал Зевс — Как там историки говорят — Гесиод, например? Было пять веков. Помню, век первый, золотой. А теперь вот век пятый, железный век. Слышал, да…

— Ошибаешься, великий Зевс! — язвительно улыбнулась Гера. — Это тебе древние историки нарассказали, а ты послушай, что на Земле наука говорит. «Пять веков»! Тоже мне, наука! Смехота одна. По истинной науке — была когда-то дикость, потом варварство, теперь — цивилизация. Женщина только сейчас свободна, а когда она свободна, тогда и возможна истинная любовь. Давай-ка откроем Энгельса. Ирида, подай живо книгу!

Ирида принесла толстый том, Гера раскрыла его на нужной странице и, не обращая внимания, слушает ее или не слушает Зевс, начала читать:

— «Современная индивидуальная семья основана на явном или замаскированном домашнем рабстве женщин, а современное общество — это масса, состоящая сплошь из индивидуальных семей, как бы его молекул. Муж в настоящее время должен в большинстве случаев добывать деньги, быть кормильцем семьи, по крайней мере в среде имущих классов, и это дает ему господствующее положение… Он в семье — буржуа, жена представляет пролетариат». Здесь, кажется, все понятно? — спросила Гера.

— Понятно, что ты катишь на меня бочку, — ответил Зевс.

— Речь о капиталистической общественно-экономической формации, а ты тут о себе… При социализме, между прочим, будет совсем иное. — И продолжила читать: — «С переходом средств производства в общественную собственность индивидуальная семья перестанет быть хозяйственной единицей общества. Частное домашнее хозяйство превратится в общественную отрасль труда. Уход за детьми и их воспитание станут общественным делом; общество будет одинаково…»

— Это хорошо, — сказал Зевс.

— Не перебивай, — быстро проговорила Гера. — «…общество будет одинаково заботиться обо всех детях, будут ли они брачными или внебрачными. Благодаря этому отпадет беспокойство о «последствиях», которое в настоящее время составляет самый существенный момент, — моральный и экономический, — мешающий девушке не задумываясь отдаваться любимому мужчине».

Над плечом Зевса просвистела стрела; Зевс обернулся: в дверях, с золотым луком в руках, стоял Эрот. Рядом с ним была Никэ; увидев, что стрела не поразила сердце Зевса, она тут же подпорхнула к нему:

— Что-то происходит с Эротом, о великий Зевс. Кто-то мешает ему — у него перед глазами все время лучи сверкают. С доставленной тоже некоторые трудности. Она уже измучилась, исстрадалась. Может, вы так, великий Зевс, — прошептала стыдливо Никэ, — без этого всего… к ней пойдете…