Гарику разговор надоел. Слова отца оскорбляли его — приятно разве, когда тебе вот так, прямо в лицо, говорят, что ты не больно-то умен и рассчитывать на какие-либо премудрости тебе нечего.

Ну да ладно, пусть папаня поет свои стариковские проповеди, пусть говорит, что хочет. Сделает-то Гарик все равно по-своему. Тем более есть на что опереться: там, в колонии, от одного «цеховика» он получил надежный адресок. Дело выгодное, денежное — хоть по-старому считай, хоть по-новому. И хорошо даже, что это далеко, в Умани. Неприметный консервный заводишко. Кто догадается туда нос совать, проверять что-то, вишни да сливы пересчитывать. А пока кому и придет такая мысль в голову, уже успеешь разбогатеть и смыться.

Без особых подробностей рассказал отцу о своих намерениях уехать на юг, там попробовать свои силы, начать новую жизнь: авось выпадет счастье.

— Я, папань, незаметным-неприметным буду — обо мне никто и не подумает... А как накоплю, может, вернусь, заживу богато и честно.

— Зачем тебе туда? — с беспокойством спросил отец. — Совсем пропасть захотел? Кто у тебя там, ведь никого не знаешь, ни единой знакомой души! Смотри! Ох смотри, нарвешься ты! Не с твоим умом и характером лезть в такие дела! Чует мое сердце — неладное ты, Гарька, затеял. Они-то вывернутся, а тебя, дурака, как пить дать, подставят! Живи ты, как другие. Ну чем ты особенный-то! Тыщи ему подавай! Миллионы по-старому! Я тебя предупредил, не пороть же дурака великовозрастного!

...Адресок привел Гарика Погребинского к Василию Васильевичу Карачаеву, главбуху небольшого консервного завода под Уманью.

Карачаев удивил Гарика. Вовсе не таким представлялся он Погребинскому. В маленьком темном кабинетике он горой возвышался над письменным столиком — седая грива волос, крупные черты лица, сердито сдвинутые брови. Боязно и подступиться. Окинув внимательным взглядом округлую фигурку Гарика, Карачаев уверенным голосом спросил:

— Оттуда?

Василий утвердительно кивнул, назвал пароль, затем рекомендателя.

— Хм! — откашлялся главбух. — Не пойму, зачем в такую даль забираться? Ближе, что ли, нет работы? Нынче ведь везде рабочие нужны, а, что молчишь? — Он лукаво-выжидающе посмотрел на Погребинского. — Да, кстати, как там общий знакомый?

Поначалу Гарику было как-то не по себе, неуютно, но потихоньку тон Карачаева стал мягчать, разговор заладился. Главбух, казалось, поверил новичку. Правда, дистанции не сократил — давал понять, что Гарик перед ним салага, мелочь.

Для того чтобы зарекомендовать себя, показать в деле, надо было пройти весь производственный цикл. Погребинского поставили на конвейер: сначала он закручивал крышки на банках, затем перешел на заливку. Через несколько месяцев его перевели в цех, где готовили специи, соленья, маринады. Работа была не из легких, да и конечно уж не из интересных. Но Гарик терпел. «Ничего, — уговаривал он себя, — должен же быть просвет. Я ведь не какой-нибудь там, я по рекомендации. Скоро пригласят в дело, скоро...»