В полемику с „Одесским вестником“ по поводу „Подростка“ вступил „Новороссийский телеграф“, анонимный обозреватель которого поместил очень сочувственный отзыв о романе в № 43 от 22 февраля 1875 г. Он не видит в новом романе Достоевского „поклепа на молодое поколение“, однако анализ образов Аркадия Долгорукого и особенно Версилова[279] и матери Подростка показывает, что в этом произведении он прежде всего усматривает обличительный роман на социальную тему, бичующий пороки высших классов общества.

Большинство критических откликов на первую часть романа, как враждебных, так и сочувственных, не удовлетворили Достоевского. Он еще раз убедился в том, что современная критика не понимает его эстетических позиций. Писатель собирался ответить своим критикам и с этой целью 22 марта 1875 г. набросал программу будущего предисловия к роману (см.: XVI, 329–330). Здесь он возражает на некоторые их конкретные замечания. Таково, например, возражение Скабичевскому, упрекавшему Достоевского в натурализме: „Говорили, что я изображал гром настоящий, дождь настоящий, как на сцене. Где же? Неужели Раскольников, Ст(епан) Трофимович (главные герои моих романов) подают к этому толки?“. Другое возражение адресовано Герцо-Виноградскому: „Говорят, что Оля недостаточно объяснила, для чего она повесилась. Но я для глупцов не пишу“. Главные же упреки Авсеенко, Герцо-Виноградского и отчасти Скабичевского в искажении действительности, в выдуманности и фантастичности героев, в одностороннем изображении исключительно патологических, болезненных ситуаций Достоевский считает несостоятельными. Он утверждает, наоборот, что именно он в отличие от Толстого, Гончарова и других „талантливых писателей наших“, изображавших жизнь „средне-высшего круга“, то есть „жизнь исключений“, показывает „жизнь общего правила“. И еще один упрек критики, упрек в исключительном внимании ко всему больному и уродливому, вызывает резкое возражение Достоевского. „Подполье, подполье, поэт подполья, — фельетонисты повторяли это как нечто унизительное для меня. Дурачки, это моя слава, ибо тут правда“ (XVI, 330).

Предисловие осталось наброском, однако Достоевский позднее не раз возвращался к проблемам, затронутым в нем, полемизируя со своими критиками. Так, резкое выступление Достоевского против Авсеенко в апрельском выпуске „Дневника писателя“ на 1876 г. (гл. 1) было по сути одним из ответов на критику первой части „Подростка“, хотя прошлогоднее обозрение Авсеенко в „Русском мире“ в „Дневнике писателя“ и не упомянуто.

Последующие части „Подростка“ публиковались с перерывами, нерегулярно и, возможно, потому не привлекли особого внимания критики. Отдельные упоминания о печатающемся еще романе содержались в некоторых статьях и частной переписке. Так, дважды (и оба раза сочувственно) вспомнил о „Подростке“ Вс. Соловьев, после того как он начал сотрудничать в „Русском мире“. Первый раз в обзоре „Русские журналы“, написанном не без воздействия идей „Подростка“, Вс. Соловьев назвал Достоевского „мыслящим наблюдателем“, относящимся к окружающей жизни „с чувством глубокого сострадания“, „говорящим с нами именно о том, о чем нужно, и именно тем тоном, каким нужно“.[280] И упомянув о романе, „окончание <…> которого должно на днях выйти в последней книге «Отечественных записок»“, Соловьев замечает: „В течение года толки газетных критиков не были особенно благоприятны этому роману; но дело в том, что на романиста пока нападали только за внешнюю сторону его произведения да указывали на некоторые подробности этого, во всяком случае глубоко задуманного и многое затрагивающего романа. Мы думаем, что, перечтя его с начала до конца, следует отнестись к нему иначе“.[281]