Сяяхля не раз окликала мужа:

— Идите к людям, Бергяс! Чему быть, того не миновать! Там небось тоже живут люди, и мы как-нибудь проживем! — Женщина деловито готовилась в дорогу, складывала в узелки вещи: Бергясовы, свои, дочери.

По окнам хлестко, будто маля, ударила фраза:

— …Все равно приедет Церен с милицией и выселят!

Мысли Бергяса сосредоточились на Церене. «Да, не было бы этого щенка, может, все как-то пошло бы иначе. Вон в соседнем хотоне староста согласился пойти в табунщики, в коммуну просится… Пересидит человек лихолетье между другими, а там еще повернется судьба. В конце концов есть у меня покладистая жена — не белоручка. Есть дочь. Навыки ухода за скотом у меня не хуже, чем у других… Дом заберут — туда ему и дорога. Прожить можно и в кибитке… Все зло в Церене! Мстит он мне за мать!»

Когда появились Церен и Шорва, староста был уже готов к решительным действиям:

— Сейчас выйду на крыльцо и застрелю Церена! — объявил он, хватаясь за ружье.

Сяяхля повисла у него на руках:

— Умоляю! Ради дочери!

Бергяс на какое-то время опомнился. «В самом деле, нельзя рисковать жизнью жены и ребенка!» Но решение было уже принято. Закладывая фундамент дома, Бергяс велел вырыть ход между домом и сараем. А оттуда в свою очередь имелся потайной лаз к оврагу. В сарае хранился револьвер с запасом патронов. Имелось кое-что и другое, закопанное в степи.

Попрощавшись с женой и дочерью, Бергяс спустился в подполье. К его крайнему удивлению, револьвера на месте не оказалось. «Выследила жена», — догадался он. Бергяс был в отчаянии: убегать в степь без оружия, где тебя может любой сопляк засечь плетью, как загнанного волка? Если револьвер перепрятала Сяяхля, то сейчас она ему оружие в руки не даст — характер жены он знал.

Года три тому назад Бергяс нашел в камышах брошенную винтовку. Свою находку староста привез домой, хорошенько вычистил, смазал несоленым барсучьим салом, закутал в овчину, а ночью зарыл у небольшого курганчика неподалеку от хотона. Там обычно хоронили покойников. К могилам калмыки редко ходят…

Мысль Бергяса работала четко: дождаться темноты, и когда у него в руках будет кое-что, не с пустыми руками в белый свет… Он даже похвалил Сяяхлю за находчивость. Зачем пугать толпу, если то же самое можно сделать без лишних свидетелей?

Бергяс последние годы одряхлел, осунулся. Сморил его не возраст — болезнь и непрестанные думы о будущем, от этих невеселых дум — все немощи в теле, но глаза еще видят и руки держат ружье и плеть.

В балке, неподалеку от дороги, он привязал коня. Было в голове и такое: порешить Церена и тут же сдаться, чтобы оставили Сяяхлю в покое. Но потом страх перед неминуемой расплатой взял верх над остатками рассудка.