Едва Вадим намекнул Борису о давнем их приглашении, сынок скотопромышленника чуть не подпрыгнул от радости:
— Вот папа будет доволен! Он же у меня тоже политик, любит поспорить со свежим человеком.
Узнав о том, что выезд может оказаться непростым, сняться с насиженного места нужно скрытно, чтобы постороннему не запасть в око, Борис предложил несколько своих вариантов: от каюты первого класса на пароходе в устье Волги до пары оседланных скакунов, — их будут ждать в именье управляющего.
Выбрали третий вариант, разработанный Вадимом и подпольщиками. В этой операции Борису отводилась роль… кучера упряжки.
Ночью Вадим должен был прийти в дом рабочего, расположенный на тракте, на самом краю города. Неблизкий путь от дебаркадера до мазанки под вишнями Вадим преодолел лишь к рассвету. Хозяин препроводил его на сеновал в сарае. Там он просидел почти весь день.
Когда наступили сумерки, у трактира напротив мазанки остановилась линейка, в упряжке — пара сытых, лоснящихся вороных. Линейка эта с откидным верхом, сейчас сложенным в гармошку, была хорошо известна жителям окраины: на ней разъезжал управляющий паровыми мельницами обрусевший немец Гульбах. Завидев сытых, нетерпеливо грызущих удила рысаков Гульбаха, городовые издалека брали под козырек, а сезонники опускали головы в почтительном поклоне.
Уступить свою линейку управляющий мог разве сынку Жидкова, да и то по его настырному желанию. Гульбах долго расспрашивал, зачем Борису линейка на целый день, выпучил от удивления бесцветные глаза, причмокнул языком, видимо не поверив: Борис хотел прогуляться в заречную рощу с курсистками…
Как было условлено раньше, Борис сойдет с линейки и заглянет в трактир. Если там окажется полицейский или кто-либо подозрительный, Борис тут же вернется к лошадям и отгонит упряжку в имение. А Вадим будет терпеливо ждать другого случая и условного сигнала. Более-менее длительная задержка Бориса в трактире означала, что там посторонних нет, никто не мешает Вадиму спокойно приблизиться к линейке и устроиться на заднем сиденье. Неопытность Бориса едва не обошлась Вадиму новым заточением в тюрьму.
Борис легко спрыгнул с линейки и, посвистывая, вошел в трактир. У стойки хозяина был лишь один посетитель — невысокий человечишко в грубых самодельных сапогах, жилетке и приношенном картузике-шестиклинке. «Какой-то ремесленник пришел пропустить шкалик перед ужином», — рассудил Борис.
— Пива мне! — выкрикнул через плечо посетителя Борис и шумно задвигал табуретками, усаживаясь. Едва пригубив кружку, Борис пошел на выход. Его подмывало засвистеть, как на голубятне, поторопить Вадима. Он уже заложил два пальца в рот… Однако выйти ему не удалось. Из-за линялого полога шагнули двое в штатском. Один — высокий, с длинным приплюснутым носом и густыми бровями, больше напоминающими усы, чем брови. Этот схватил Бориса за руки. Борис со злым выкриком пнул наглеца в грудь, отступил на шаг, затем со всего маху ударил длинноносого по щеке.