Тяжело было Важе возвращаться домой. Но слово есть слово. Домой он пришел затемно, осторожно открыл дверь и на цыпочках направился к спальне.

Галина Аркадьевна накрывала на стол в гостиной. Русудан помогала ей. Увлеченные разговором, они даже не слышали Важиных шагов.

— От Сиордия всего можно было ждать, — говорила Русудан.

— Слава богу, теперь-то он угомонится.

— Долго же вы цацкались с этим подонком. Все давно знали, что он за птица.

— Вы же знаете, какой у нас Важа, тетя Русудан. Все жалел его, человеком надеялся сделать.

— Таких мерзавцев жалеть не пристало, дочка...

Важа скрипнул дверью, и Русудан тут же осеклась. Только теперь они услышали, что Важа вернулся.

— Я вас очень прошу, тетушка, не говорите при Важе о Сиордия, — попросила Галина.

Важа услышал слова жены. Он долго умывался, потом тщательно вытирался полотенцем, стараясь подольше оттянуть встречу с женой и тетей. «Они щадят меня, как бы не причинить мне боль. А я возился с этим гадом, как слюнтяй. Ох и дурак же я!» — казнился Важа. В спальне он переоделся и с беззаботным видом появился в гостиной.

— Ну и запахи, даже сытого соблазнят, ей-богу, — шутливо обратился он к тете. — Ба, что я вижу, да ведь это кефаль. Где ты ее раздобыла? На базаре, наверное? Браконьеров обогащаешь, изведут они всю кефаль в Палиастоми, — попенял он тете.

— Все на базаре покупают. Это вы за браконьерами присмотрите. А куплю я рыбу или нет, от этого ничего не изменится, — виновато попыталась оправдаться Русудан.

Они сели за стол. Важа принялся за сыр и мчади.

— Ну и сыр — объедение, и только.

— Тетя Русудан его у пастухов купила.

— У Кварацхелия, наверное, только они и остались.

— У кого же еще.

— Вот осушим болото, столько пастбищ у нас прибавится. Вокруг Поти одни коровы пастись будут. Вот тогда и попируем на славу, — сказала Галина Аркадьевна. — Что-то дядя Петре запаздывает. Быть мне посему тамадой, что на это скажете?

— Дядя Петре, наверное, золотые монеты принимает, — сказал Важа.

— Ах да, говорят, Уча Шамугия потрясающий клад нашел.