Долгое время в анализе госпожи Анрегер возникал и оставался без ответа вопрос, могло ли в ее детстве иметь место сексуальное насилие со стороны отца. У нее развился невероятный гнев на ее мужа, который был намного старше, она чувствовала, что он обманывает ее, проявляет насилие. Гнев постепенно распространился на почти всех мужчин, водителей на трассе, которые доводили ее до белого каления, коллег и соседей и, наконец, и на меня, ее аналитика-мужчину. В отчаянном гневе она упрекала меня в том, что я не помог ей завести ребенка — посредством анализа, насколько бы конкретно она это ни представляла. Гнев не смягчился даже к концу анализа (сегодня я думаю, что гнев на всех мужчин смягчил гнев в отношении партнера), который был прерван спустя семь лет упорной работы непримиримо и с хлопаньем дверьми. Не меньше чем через год мне пришло письмо от пациентки с фотографией среднестатистически страшненького новорожденного. В письме она выражала благодарность и признавала, что могла быть ко мне несправедлива.

Беременность и роды как угроза идентичности

Беременность и роды как угроза идентичности

Нерожденный ребенок, конечно, может переживаться как объект враждебный и преследующий, разрушающий идентичность, как в примерах с госпожой Ниман и Мартой. Если слишком сильное чувство агрессии, гнева и разочарования, а также чувство вины из раннего опыта отношений «мать — дитя» сохраняются у беременной, они будут проецировать ее на плод в «неизбежной регрессии беременности» (Pines, 1990, S. 312).

Плод — это аспект плохого «Я» или плохого внутреннего объекта, который нужно исторгнуть. В анализе таких пациенток видно, что ранние отношения с матерью пронизаны фрустрацией, гневом, разочарованием и чувством вины. Потеря плода посредством выкидыша или аборта переживается, скорее, как облегчение, нежели утрата. Как будто сохранившаяся внутри плохая мать не разрешила дочери, в свою очередь, стать матерью (там же).

Другие соматические реакции, например экстремальная тошнота во время беременности, — более мягкие формы защиты. Беременная также может проецировать негативные аспекты образа собственного «Я» на нерожденного ребенка. Опасения, что ребенок сформирован неправильно, часто встречаются в таких случаях и нередко вызывают соответствующие сны.

Если же беременность оказывается временем внутреннего равновесия и хорошего самочувствия, роды могут оказаться брутальным переломом, катастрофой сепарации. Это расставание с полученным взаймы, в подарок, чувством идентичности во время беременности. Посредством родов молодая мать внезапно сталкивается с требованиями к материнству. Вместо того чтобы получить идентичность напрокат, она теперь должна быть матерью. Если беременность была связана с представлением об инкорпорации хорошего материнского объекта, вместе с которым и собственное «Я» было хорошим, рождение должно стать более или менее катастрофической сепарацией. Одна из пациенток Хальберштадт-Фрейд пережила такую послеродовую депрессию.