Филический гений и адолонический дух в человеке имеют разные задачи. И с трудом сочетаются.

Гений и человек, как всадник на лошади, которая и без него лошадь. Гениальный человек гениален, покуда в нем обитает дух создания Гения Шестого Лица. А он склонен порхать, как, когда и куда вздумается. Базисный человек выпускает в навигацию земного человека, не зная, влетит ли в него филический гений или нет. И не может рассчитывать на это. Гений – большая и всегда неожиданная удача базисного человека. Гений производит для него особой мощи дельфический рост.

Адолонический дух и прозреватель как пилот за рулем самолета. Самолет не лошадь, он не может летать без пилота. И у них одна общая задача – подняться как можно выше, насколько позволит запас горючего в баках.

Филический гений сам играючи влетает и вылетает из человека. Он в человеческой навигации однократен. Прозреватель находится в череде навигаций своего адолонического духа и потому приходит в человека не на побывку. Он пришел на свой пост и с него дезертировать не может. Адолонический гений в человеке до тех пор, пока тот не изменит ему или не попытается использовать его не по назначению. В том числе и в художественных целях. От этого, служа своему гению, не застрахован и гениальный человек.

* * *

Адолон трудится иначе в художнике и мыслителе.

Прозреватель не мудрец, хотя в нем многое от Четвертого Лица. Духи создания Адолона обычно опираются в человеке на высокопоставленных серафов Четвертого Лица. Мудрость, насыщенная прозрениями, возникает по специальному заданию, которое человек исполняет своей волящей свободой вместе с посланцами Четвертого и Третьего Лица в себе.

Адолон обитает в филическом мире Божественного Работника и при этом пользуется эденским разумом. Для этого он под себя преобразует филический разум в человеке.

Прозрения работают везде, где сокрыта тайна для разума человеческого. Тайны нет в том, что человек создает сам, своим интеллектом без участия сверхчеловеческих сил. Например, в логике, созданной человеком для своего мышления.

Мощный интеллект сам себе прозреватель. К прозрениям он относится подозрительно, не нуждается в них и обычно мешает им. Нет ничего нелепее требования подтверждать прозрения логикой (специально созданной для мысли вслепую) или в повторяемом опыте. Предъявленные интеллекту прозрения интеллект, если и обсудит, то, скорее всего, отвергнет. Он сам ставит себя судьей над прозрениями со всеми вытекающими последствиями. Прозрения не уживаются в царстве высоких профессионалов. Возможно, это беда нашего времени, возможно, благо.