«Вся моя молитва, – пишет он 12 июля 1908 года совершенно неизвестному ему человеку, – если бы молился к Богу, не может быть ничем иным, как благодарностью за то огромное счастье, какое я не предполагал, что возможно иметь человеку. Вы спросите, какое же это счастье и в чем оно состоит?

Состоит оно в том, что то, чего одного я желаю более всего на свете, постоянно и неуклонно совершается, а именно то, чтобы всё больше и больше освобождаться от телесных желаний и чувствовать в себе ту основу жизни, которая вложена во всех людей и которая есть не что иное, как любовь, любовь ко Всему. Думаю, что это приближение к совершенству любви есть неизбежное свойство жизни каждого человека, хочет ли он того или не хочет, и потому понятно, что если человек поставит себе целью то, что в нем совершается, то он и будет постоянно получать удовлетворение, всё большее и большее счастье. Правда, состояние это не постоянное. Бывают, хотя и изредка, минуты, когда я перестаю чувствовать это благо, бывают даже и тяжелые минуты, но все они приходят только тогда, когда я отдаляюсь от той цели, которую я поставил себе и которая свойственна человеку"(78.180).

^*)В таком состоянии все дорогие прежние мысли вновь находят свое место: «Да, да, любить врагов, любить ненавидящих не есть преувеличение, как это кажется сначала, это – основная мысль любви. Так же, как непротивление, подставление другой щеки не есть преувеличение и иносказание, а закон, закон непротивления, без которого нет христианства. Так же нет христианства без любви к ненавидящим, именно к ненавидящим»(56.55).

^*)Отсюда: «Если смысл жизни в совершенствовании, то ясно, что он не может быть в усовершенствовании души (она Божественна и потому совершенна), а только в уничтожении того, что мешает проявлению – грехов»(56.91).

10 (61)

«Опять, что со мной так часто бывало, приходит мысль, кажущаяся странной, парадоксом, – пишет Толстой в самом конце 1904 года, – но приходит с другой стороны, другой, третий раз, начинаешь думать о предметах и мыслях, связанных с нею, и вдруг приходишь к убеждению, что это не только не парадокс, не случайная мысль, а самая основная, важная, которая открывает новую важную сторону жизни»(55.98).

Мысль, которую Толстой здесь имеет в виду, – это мысль монизма жизни.

В начале1904 года Толстой не идет дальше утверждения о том, что «все мы – проявления одного существа»(55.25) и «всё живое есть один организм»(55.26). Что такое здесь «все живое» понятно не совсем, но, судя по тому, что «жизнь общая этого организма не есть Бог, а есть только одно из проявлений Его»(55.26), Толстым предполагается, что во Всем (Боге) есть и живое и что-то другое, чем жизнь.