Снова: повторность и странность суждений плюс их постоянство. С чего бы ни начался разговор, он неизбежно приходит к одним и тем же жалобам на рептилоидов, правительство, соседей, секретный газ… И это значит, что с вероятностью в 99,99 % ничего хорошего ваше новое знакомство не сулит (один из 10 000 может всё-таки оказаться эксцентричным). Не дай бог так оголодать, но, оказавшись в отношениях с пациентом, усиленно пользуйтесь противозачаточными средствами. Не плодите больных.

Пытливая читательница на этом этапе может возмутиться: почему автор ограничивает обзор всего тремя признаками неадекватности абонента? Отчего не упомянуты распространённые явления современной интернет-переписки, стыдливо именуемые на иноземном наречии dirty words & dic-pic? (Для отечественных читателей: первый термин означает обилие нецензурной лексики в сообщениях и максимально грязные приглашения к половому акту, синоним – «копролалия». Второй – присылаемые вам фото из альбома «Мужской половой член в масштабе 32:1».)

Отвечаю возмущённым: потому и ограничиваю, что вы с подобными абонентами не общаетесь. Все эти дик-пики в переписке – стоп-сигнал для вас, и он уже сработал.

Теперь подошла очередь ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ ПРИЗНАКОВ, настораживающих в плане душевного нездоровья собеседника.

Если первые три были почти гарантией психиатрического диагноза, то следующие относятся к пограничным состояниям. Сами по себе симптомы лишь с высокой вероятностью обозначают границу между здоровьем и болезнью, но по какую сторону этой границы находится ваш визави – заранее непонятно. Разбирайтесь в рабочем порядке.

• А. Проблемы с самоидентификацией. Собеседник говорит о себе в третьем лице: «Вася не выспался», «Надя такое не кушает».

Или упоминает себя во множественном числе, хотя речь ведёт о себе одном: «Мы сегодня много работали и устали».

Вызывать психбригаду не надо. Это может быть и остаться проявлением крайней эксцентричности товарища – но может быть и проявлением проблем с личностной идентичностью.

Помню одну девочку, однокурсницу дочери. Была она толкиенутая на всю голову, представлялась именем «Назгул» (я в Толкиене не силён, но был у него такой персонаж) и упоминала себя исключительно в мужском роде: «Назгул такое не ест. Ой, какой мальчик! Назгул так бы замуж и вышел». Других странностей я у неё особо не увидел тогда. Лет 16–17 ей было, отнёс те манеры к возрастной норме: подросток, гормональные бури, человек ещё не потерян ни для нормы, ни для шизофрении. Чем кончилось, не знаю, контакт прервался.