Вмиг поседев (да я помню, что я лысый, но мои ещё не выросшие волосы, точно стали седыми), я как заведённый скрёб лезвием по желудку, и хотя урона я практически не наносил, но видимо Груму моё поведение не понравилось. Желудок сжался, и меня, вместе с недопереваренными рептилями, обломками лодки и прочей ерундой, исторгло наружу. В воде образовалась тошнотворная взвесь, а я абсолютно потерялся в пространстве. Не дав себе запаниковать, выпустил из-за рта несколько пузырьков воздуха. Они стали всплывать куда-то вбок, и я рванулся в ту же сторону. Легкие уже горели огнём, когда я выплыл наружу.
– Калян! Майор! – завопил я, чуть только отдышался.
Над моей головой завис Зигзаг, видимо знающий, где я должен был всплыть. Он метался от меня к Драккару, показывая моё местоположение.
– Здесь! Здесь мы! – послышался ответный крик, потом гораздо тише голос добавил, – он выжил, с тебя золотой…
Кусок тьмы, на фоне звёздного неба развернулся, и свет от двух зелёных прожекторов скользнул по воде. Конец каната упал рядом со мной, и я вылетел из воды как пробка из бутылки. Десять минут спустя, зарывшись в груду матрасов, я всё ещё дрожал. Хотя Майор и умудрился разжечь костерок из, разбросанных по всему Драккару, дров. Адреналин, выходя из тела, заставлял его дрожать как при лихорадке. Не знаю, почему эти рыбины плыли за нами, не удивлюсь, если они хотели проглотить наш Драккар целиком, но скорее всего они знали, что с плавающих островов частенько падает что-то вкусненькое. Как вспомню растворяющегося в желудке рептиля, мороз по коже идёт. Ну да ладно, отмахались кое-как, и то хлеб. В следующий раз лететь надо подальше от берега и этих чокнутых ящериц, хотя, что скрывают глубокие воды в середине реки тоже неизвестно. Несмотря на победу все тоже были не больно-то веселы. У Олдрига через всё лицо протянулся кровоточащий шрам, у Майора не хватало одного пальца на руке, но ни эликсиров, ни вызовов на дуэль с последующим излечением, ни у кого не осталось.
– Попробуй Пофигу приглос на дуэль кинуть, – предложил я, – или Добрыне.
– Пробовал. Пишут, что дальше, чем на сто метров, приглос не работает. Ничего, через два часа полночь, ограничения на дуэли скинутся – подлечимся.
– А ты Антонио, чего такой кислый?
Антонио молча показал, всё ещё зажатый в руке, размочаленный в труху гриф, оставшийся от балалайки.
А, теперь ясно, что это так странно бренчало во время боя. Небось, у барда это вообще первое сражение, тогда понятна его неразговорчивость. У меня самого было настроение не очень разговорчивое. Я сидел и думал, что сегодня уснуть, наверное, не смогу, но усталость взяла своё, и не заметил как отключился.