В темницу я вбежал очень заряженный, готовый убить любого, кто хоть пальцем тронул Виолетту. Под допингом я напрочь забыл, что не хотел никого убивать. Обнаружив камеру, в которой садист мучал несчастную женщину, я, не секунды не сомневаясь, срубил его одним ударом в затылок. Смотреть на то, во что он превратил рыжеволосую Луизу, не было сил даже под допингом. Склонившись над окровавленной женщиной, я активировал лечение, и с удовлетворением отметил, что она сразу перестала трястись и вздрагивать и заерзала на месте, издавая совсем другие звуки.

Быстро прошвырнувшись по длинному коридору с камерами-ячейками, я отыскал свою сестру. Она была очень напугана, но цела. После освобождения от цепей, сразу кинулась ко мне на шею со слезами.

— Я, я, я, — глотая слезы, рыдала Виолетта, — думала, ты умерла. Твоя комната была вся в крови. Где ты была, что случилось?

— Потом расскажу, давай скорее выбираться отсюда пока никто не пришел, — не веря своей удаче, предложил я, отстраняясь от вцепившейся в меня девушки.

— Погоди, там еще есть пленники, спаси их тоже, пожалуйста. Одна женщина так сильно кричала, что я чуть не сошла с ума, — указывая в темноту коридора, пожаловалась Виолетта, трясясь от холода.

«А сестра очень добрая», — подметил я. Не желает сразу сбежать из страшного места, когда появилась возможность. Хочет помочь товарищам по несчастью. Через две камеры от Виолетты, я нашел Брука. Мужчина всё время трясся. Сначала я подумал, что он тоже замерз, но взглянув в его безумные глаза, понял, что он не в себе. Видимых повреждений на его теле я не увидел, но что-то подорвало его психическое здоровье настолько, что получив свободу от цепей, он не стал бежать к выходу, а продолжил сидеть на месте, упершись невидящим взглядом в одну точку.

Силой волочь его за собой я не собирался. Если придет в себя, пока освобождаю остальных — выведу его наружу, если нет — извини Брук. Ральфа я нашел в камере напротив. Он выглядел неплохо, пока не поднял на шум открывающейся решетки своё лицо. Эти сволочи порезали его лицо в мелкую сетку и лишили зрения. На щеках и вовсе осталась голая плоть. Услышав приближающиеся шаги, он обреченно застонал и затрясся, как лист на ветру.

— Я всё вам сказал, я всё сказал. Это Ризольда, она сама меня решила вылечить, я её не просил, это она во всем виновата. Пожалуйста, не надо больше, — жалобно просил мужчина.

Да уж, не повезло Ральфу. Довели его пытками до душевного истощения. Я не мог смотреть на его раны и наложил лечение. Мужчина трясся и стонал весь срок действия магии, а когда увидел меня со связкой ключей, разрыдался также, как и Виолетта.