— Как же вкусно! — Господи, да за такое можно и убить. Пока не почувствовал запах еды, я даже не осознавал, насколько меня мучает голод. Как оказалось чуть позже, притупился не только он. И осязание, и обоняние, и даже вкус — все чувства, кроме зрения и слуха стали в разы слабее. И только теперь понемногу возвращаются. Впрочем, у низкой чувствительности были и свои плюсы. Например, лишь после того как все водоросли были удалены с моего тела, мне рассказали, что мазь, их склеивающая, должна была ужасно чесаться. Н-да, судьба меня бережёт. Но возвращаясь к теме. Когда персоналу стало известно, что я преспокойно расхаживаю по залу, дверь сразу же открыли и две симпатичные мед–сестрички меня «раздели». Затем мне дали отмыться и предоставили сменную одежду.

В процессе омовения мне удалось как следует осмотреть себя. И я до сих пор не до конца переварил увиденное. Моё тело осталось таким же. Более того, кажется, мышечная масса даже возросла, если мне не кажется. И шрам всего один, причём не на груди, хотя именно по ней пришелся самый страшный удар. Следы от шипов тоже пропали. В итоге, единственным напоминанием о той битве стал шрам от когтей на правой стороне грудины. Это просто поражает. Нет, я, конечно, знал, что, прибегнув к исцеляющим зельям и соответствующим заклинаниям, можно добиться выдающихся результатов, но чтобы настолько?… Надо обязательно спросить об этом директрису.

Кстати о ней. Она ждала меня сразу за дверью с огромной тарелкой, полной риса с чем–то вроде рагу. Вместе мы вышли наружу и расположились прямо на улице — я настоял. Оказалось, меня содержали в специальной, подземной (как и думал) части мед–отдела предназначенной для самых тяжёлых случаев. За последние лет пятнадцать там никто не бывал. И вот, можно сказать, снова «открыли счёт». Об этом и многом другом я размышлял, пока поглощал содержимое тарелки. В какой–то момент она опустела, и пришёл черед спрашивать. Меня не торопили. Думаю, лучше будет начать с того, что не давало мне покоя всё это время.

— Сколько я пробыл без сознания?

— Два месяца.

— Твою же мать…

— … — директриса даже не стала делать мне замечаний, за что я ей очень благодарен. Целых два месяца… Нет, я, конечно, поигрывал в голове цифрами, пока ел. Ну, там вдруг окажется, что моё тело собирали заново пару лет, например? На самом деле, два месяца — это ведь всего–ничего, верно? Особенно когда альтернативой была смерть. И всё же так долго… Вдвое дольше, чем я успел прожить с момента реинкарнации.

— Меня уволили, да? — хотелось как–то разрядить обстановку, но, кажется, не получилось. И что должен значить этот взгляд?…