— А отчего вы не приблизите брата к себе?
— Петьку-то? Я могу залить его опытом по самые брови. Но ничего не смогу поделать с его ленью. Захочет учиться и расти над собой, помогу. Будет сидеть в ожидании подачек, сам виноват. Без средств я его не оставлю, но и на многое пусть не расчитывает. В моей же команде только те, кто готов трудиться на свое будущее.
— Понятно. Это хорошо, что вы не забываете об отчем доме, — удовлетворенно кивнув, произнес боярин. — То есть, они так и останутся на Морозовском?
— Это им решать. Обоснуюсь, вызову их к себе. Если пожелают, переедут. Нет, значит так тому и быть.
— Это хорошо. Катя непременно поинтересовалась бы этим вопросом. Ибо из Ивана не помнящего родства, толку не будет.
— Так она и интересовалась, — пожал плечами Борис. — Георгий Иванович, эти ваши вопросы… Могу ли я надеяться, что ваш друг, сообщил вам обнадеживающую новость?
— Можете, Борис Николаевич, — хмыкнул боярин, и тут же уточнил. — Но Кате о том ни слова.
— Отчего?
— Ну должна же она немного попереживать. Не все же мне мучиться. Думаете каково оно было мне узнать, что она положила на вас глаз?
— Предполагаю, что радостью вы не воспылали, несмотря на мою одаренность.
— Именно.
— Я могила, — заверил Борис, вовсе не уверенный в том, что сумеет сдержать обещание.
— Вот и замечательно, — удовлетворенно подытожил Яковенков, поднимаясь с кресла…