Мой леприкон ничем не отличался от остальных. Несмотря на рост и короткие ножки, бегал он проворно, то и дело пропадая из виду среди густой зелени. Когда мне казалось, что, еще немного, и я сцапаю его, он неожиданно исчезал и появлялся в другом месте. Навыки позволяли Карамошу сливаться с окружающим миром, становиться практически невидимым. Стоило ему притаиться, и я мог бы искать его до посинения. Но леприкону не сиделось на месте, ему было весело. Ехидно хихикая, он ломился сквозь чащу, оглядывался на бегу, показывая мне свой длинный язык. А я с каждой минутой распалялся все больше, равнодушие сменилось сначала азартом, а потом выводившим из себя раздражением. Пару раз, не выдержав, я стрелял в леприкона отравленными дротиками, но всякий раз заливистый смех оповещал меня о том, что я промахнулся. Иногда Карамош замолкал, таился, и наступавшая в лесу тишина нервировала еще больше, чем издевательский смех. Однако больше чем на минуту леприкона не хватало, и я снова замечал мелькавший на грани видимости расплывчатый силуэт маленького засранца в большой треуголке.

Пробежавшись по кругу, мы снова оказались на поляне — на той самой, где состоялось наше первое знакомство. Об этом красноречиво говорили осколки глиняного горшочка, разбитого Карамошем. Однако теперь посреди поляны стоял каменный колодец. Я видел, как леприкон, разбежавшись, заскочил на край и, показав мне неприличный жест, прыгнул вниз. Мне не хватило лишь мгновения, чтобы схватить его. Я склонился над колодцем — он был слишком глубоким и темным, чтобы разглядеть его дно.

Позади меня раздался знакомый смешок. Но обернуться я не успел: ощутив мощный толчок в спину, я почувствовал, как земля ушла из-под ног, и я полетел вниз.

Колодец, показавшийся мне вначале просто глубоким, на самом деле оказался поистине бездонным. Искусственная кладка колодца успела смениться рыхлым осыпающимся грунтом, а потом и вовсе превратилась в каменную трубу, покрытую светящимся налетом лишайника и крупными кораллами. Я падал так долго, что успел оклематься от неожиданности, перестал орать и начал трезво соображать. Логично предположить, что все, имеющее начало, имеет и конец. Однако в Годвигуле, как я уже успел убедиться, некоторые вещи и события иногда противоречили элементарной логике. И мне оставалось только надеяться, что рано или поздно я достигну дна этого бездонного колодца и…

У меня были все основания подозревать, что падение вряд ли будет мягким. Не удивлюсь, если дно заботливо утыкано острыми кольями…

Я вспомнил выражение лица умирающего огра, и мне стало не по себе.