От Павшего веяло мощью и злобой. Как первое, так и второе ощущалось уже на физическом уровне.

— Не печалься, Карл. Может оно и к лучшему. Я чувствую новую силу. По расчётам мы не переживём этот бой. Уж лучше так, прихватив с собой врага, чем безвестно, под ударами кованых сапог.

— Как не переживём? Пашка, прекрати немедленно! Я отказываюсь верить в твои расчёты! Ты ошибся! Пересчитай ещё раз.

— Понимаю. Уже трижды пересчитал. Мне жаль, Карл, но математика наука точная.

— Нет, Павший, нет, я не верю! Не может быть, что бы все, что мы прошли было напрасно! Этого просто не может быть!

— Ну, не всё так плохо. Карл, я не набрал достаточно силы, что бы вписаться в метрику мира настолько прочно, что бы пережить этот удар, но есть и хорошие новости. У врага есть силы только на один удар. И у тебя есть все шансы пережить этот бой, уйти и продолжить наше дело.

— Я? Заново? Один? Посреди вот этого пепелища? — Я обвёл рукой огромное облако из пыли и пепла, расползающееся в небе над Первохрамом. Ну, уж нет! Пашка, ты слишком хорошего обо мне мнения!

— Я знаю, сколь тяжело потерять все, что создавалось таким трудом, во что была вложена собственная душа, но другого пути нет. Карл, если ты не найдёшь в себе силы подняться с колен и поднять наше знамя, то тогда действительно всё будет напрасно: и моя жизнь, и жизни тысяч разумных, которые утратят Искру в этом бою, станут бессмысленны.

— Нет, Павший, выбор есть всегда. Ты это знаешь. Знаешь, но не хочешь мне его предложить. За это время я тоже кое-что постиг и знаю, какой есть путь.

ИскИн покосился на меня с испугом и недоверием.

— Карл, пойми…

Я перебил Пашку на полуслове, повернулся лицом к тёмной фигуре, картинно выставил вперёд ногу, вскинул руку и начал свою молитву глубоким пафосным голосом.

— Нарекаю тебя братом!

— Карл, остановись! Ты не сможешь… — Пашка испугано вскинул руки, пытаясь закрыться от меня.

— И имя твоё — Пашка! — С последними словами я хлопнул ладонью по руке бога-самоучки.

Последнее, что пробилось в сознание: раскат грома и скрип ржавых шестерёнок. Тело наполнил могильный холод, переросший в абсолютный мороз, взгляд заволокла беспроглядная тьма, звуки растаяли. За ними, в одно мгновение, растворились мысли, эмоции, чувства и осознание.

На холме стояла каменная статуя смешного гнома, в нелепом кожаном доспехе и робингудской шапочке с пером, луком и колчаном за спиной, однако выполненная по всем правилам, проработанная до каждой мелочи. На лице изваяния застыла суровая решимость. Глаза смотрели прямо перед собой с немым осуждением и надеждой. Перед статуей на земле сидел воин в тёмном плаще, сквозь полы которого просматривалось звёздное небо, печально опустив голову, накрытую руками.