ТрехЛикий! Каким же слепым я был. Как она смотрит на него, эта боль в её глазах, она же любит его, любит Тен Дааса.
-- Дан, не уходи в себя. - Она теребит плечи босса. - Джиро сам наворотил слишком много, сперва молчал, потом пытался справиться сам, затем соврал, что у него все под контролем. Мы все вели эту борьбу… И проиграли… Это жизнь, Дан, гребаная сучья жизнь. Любой из нас мог так же сорваться, я - не справиться с яростью, ты - с поистине божественной гордостью Ахиллеса. Все мы ходим под этим дамокловым мечом. Все… Даже наш новый друг. - Она кивает на меня. - Но это не повод опускать руки и катиться по наклонной, виня себя во всех грехах. Да, это ты провел его Аркой, уговорил на этот поступок. Но это не ты поймал девочку, связал её и собирался пытать. Не ты Дан! Не ты! Ты сделал, что должно, остановил. Он сам этого хотел, я же знаю, он хотел, чтобы это сделал именно ты.
Я вижу, как Дааса отпускает, как расслабляются его предплечья. Но вот на меня слова Иллеи оказывают совершенно иное влияние, во мне начинает закипать злость. Нет, не злость, а ЗЛОСТЬ!
-- Это он не справился. В первую очередь это была его война. Его... Это он оказался недостаточно силен…
В своем оправдании и выгораживании любимого Иллея переступила некую черту, у меня все поплыло перед глазами, я встал, схватившись обеими руками за стол. Меня качало, нет не от выпивки, а от переполняющей ярости.
-- Он оказался недостаточно силен?!! - Мой голос похож на шипение змей. - И это я слышу от вас?! Он боролся с такими демонами внутри себя, которые ни одному из нас даже не снились! Джиро сражался, много месяцев сражался! Ни один из вас, двух трусов, не имеет права говорить о его слабости или слушать, мысленно поддакивая.
-- Что?!! - Взревел Даас, вставая и хватая меня за грудки. - Повтори, кого ты назвал трусами?!
-- Тебя и её! - Мне все равно, что мои ноги уже не касаются пола, плевать на это. - Вы оба - трусы. Ты: от одной мысли признаться, что любишь Иллею, тебя бросает в холодный пот. Ведь тебе тридцать четыре - возраст гибели Ахиллеса как раз после свадьбы на амазонке.[19] А кто, как не ты знает насколько черен юмор Арки, когда дело касается человека, его Лика и связывающей их судьбы. И ты боишься… Когда тебе тридцать пять? Постой, ты собирался уйти из “отпуска” через месяц, значит через месяц и пройдет такой опасный для тебя год. Ты после своего дня рождения собрался ей признаться?
Он ничего не говорит, но то, как он меня отпустил и безвольно рухнул обратно на диван, со страхом глядя на шефиню. Я прав… Но меня это не радует, ибо перед глазами красная пелена злости.