- Я слегка. Ты слишком хрупкий.

Я сполз с колен моей «рабыни» и, потирая ушибленный лоб, огляделся. В принципе, все осталось без изменений. Только «презрительная» полярность взглядов сменилась почему-то на «сочувственно-испуганную».

- Это не твой хозяин хрупкий, это ты стала чересчур сильной, - вздохнул я, ощупывая голову. - Почему так дико чешется макушка?

- Потому что во время «ловли», твоя знакомая «случайно» проломила тебе череп, - с долей восхищения ответила Изаура.

Я замер.

Повернул голову в сторону скромно сидящей рядом Антуанетты, которая с невозмутимым видом изучала узоры на потолке.

Хотел разразиться какой-нибудь тирадой, желательно трехэтажной, да с упоминанием всех ее родственников, но… залип.

- Это… что?

- Грудь, - с гордостью выпятила Антуанетта свой скромный второй размерчик.

- Да я не про… это, а… это… все.

«Ууууу…» - понимающе протянула Чешуйка. - «Кто-то окончательно поплыл».

И было от чего.

Когда Антуанетта меня вырубила, она была в привычном рыцарском наряде. Пусть и странном, черном как африканская ночь длинных дилдаков, но… привычном.

А это… Туфельки на шпильках, черные ажурные чулочки с подвязочками, короткая и пышная юбочка, корсет на передней шнуровке, длинные тонкие перчатки, строгий ошейник, собранные в два пушистых хвостика волосы и… ободок с маленькими рожками.

Глоть.

Оттянул щеку. Болит.

Надавил на глазное яблоко. Изображение плывет.

Не глюк.

А может, она меня все-таки прибила, и это сейчас предсмертный бред моих размазанных по стеночке мозгов?

- Андрей, блять! - по заднице прилетел чувствительный пинок.