Ух ты. То есть Тиамат слышит все то, что я говорю? Да нет, не может такого быть. Скорее всего, она слышит то, что связано непосредственно с ней.

А другие боги? Они слышат то, что люди говорят, поминая их персоны? Вряд ли. Если бы Витар узнал, как я его назвал, то мне мало бы не показалось. Причем сразу же.

И еще – какой странный рандом у выдаваемых наград. Совершенно бессистемный.

– Хорошо сказано, – помолчав, сказал Лоссарнах. – Если Пограничье когда-то склонится перед каким-либо богом, то он должен быть именно таков. Но – не сейчас, брат мой. Люди только-только привыкли к тому, что у нас есть король. Если им еще и бога попробовать всучить, то дело кончится гражданской войной. Да еще, к тому же, не бога, а богиню.

Пока все шло так, как я хотел. Теперь пришло время последнего хода. Если выгорит – хорошо. Если нет… Ну, придется заходить с другого края. И не сегодня.

– Согласен, – кивнул я – Но я и не настаиваю на том, чтобы все сразу стали ей поклоняться. Об этом речь даже не идет. Она идет только о храме. Здание, строение, не более того. Вон у речки хотим его возвести, чтобы никому не мешалось. Да и проповедников других богов можно на этом основании будет на дальних подступах разворачивать, прямо на границе нашей страны. Их сейчас много мотаться будет по миру. Скоро и сюда пожалуют, поверь мне. Будут везде бродить, орать, что их боги правильные, а остальные поганые. А тут – вон храм, вон бог, вон порог. И все довольны. А кто упорствовать станет – так вон река. И камни на ее берегу, которые к ногам привязывать одна радость.

Король задумался, посмотрел на жену, та, в свою очередь уставилась на меня, погладила живот, прищурилась и сказала:

– А позволь ему сделать то, что он хочет, муж мой. Нам, людям Пограничья, все эти боги до факела. Что они есть, что их нет – велика ли разница? Но при этом я знаю точно то, что братец мой пройдоха еще тот, и если он за эту самую Тиамат ратует, значит, это неспроста. И еще – все ж таки какой ни есть, но родич. А родичи друг друга поддерживать должны.

– Видишь? – король щелкнул жену по веснушчатому носу. – Вечно вы лаетесь, но при этом она любому за тебя глотку вырвет, если тот хоть глянет криво. Такой уж у моей жены характер. Напрямую никогда ничего не скажет.

– Вот рожу сына, похудею и прирежу своего паразита-братца при первой же оказии, – пообещала покрасневшая Эбигайл. – Особенно если он снова без порток бегать будет и Линдс-Лохенов позорить!

– А и прирежь, – разрешил я. – Вот только потом жить тебе станет скучно. Орать на кого будешь?