За спиной раздалось недоуменное восклицание:

- Горн, мы уже остановились? Почему так рано? Орк в прошлый раз встал на ночлег лишь к полуночи!

Наконец то, и девушка ожила! Долго она что-то входила... Ну не важно, главное она права, телега то реально встала. Я прижал палец к губам, призывая помалкивать и навострил уши.

Снаружи кто-то ходит: под тяжелыми шагами хрустит валежник, шуршат листья. Ржанула лошадь, шаги ускорились, переместились к передку телеги. Там сдавленно зафырчало и донеслось тихое:

 - Кимберлит твою ксенолита мать... Замолчи, животное. Вот твое зерно, жуй.

Уф, так ругаться может только Громодар. Судя по всему, старый непись подвесил торбу с ячменем на морду нашей трудолюбивой лошади. Шаги прошуршали ближе, щели закрыла тень и по доскам осторожно постучали.

- Занято, - сурово сказал я. Кассиди уткнулась лицом мне в плечо и затряслась от сдерживаемого смеха.

Снаружи донеслось ворчание старого гнома:

- Да уж знаю, что не свободно. Второй день сопят на два голоса в своем ящике. Ургала вон даже песни петь научился, чтобы значит шум заглушать.

Я хмыкнул недоуменно «о чем это он?» Пальцы наощупь нашли задвижки, те щелкнули, и крышка ящика откинулась - закачалась на петлях поскрипывая, не доставая земли. Я выкатился наружу и под ногами спружинил слой сосновых игл.

- Песню поёт? Ни разу не слышал.

А гном подтвердил:

- Не сколько поет, сколько ревет, да все одну и то же, - Громодар подбоченился и вполголоса напел, причем сумев подпустить в голос сарказма:

Орк в рука секир держал

Громко так Ура кричал.

Почему Ура кричал?