Они медленно, бесшумно отворились. Я нырнул внутрь и тихо пошёл вперёд, рассматривая убранство церкви.
Витражи с сюжетами христианства, барельефы и иконы значимых персонажей, фрески с Тайной Вечерей... Всё это отсутствовало. Я видел лишь грубые длинные скамьи без спинок стоящие в ряд перед возвышением, на котором гордо красовался каменный налой, держащий на себе раскрытую чёрную книгу.
Полумрак, голые стены, пустые стёкла окон и большое пустое пространство. Всё это нагнетало неприятное ощущение заброшенности. И было что-то ещё... что-то неуловимое... словно смрадное дыхание гнили и тлена, окутывающее тебя, манящее окунуться с головой...
— Артас...
Я вздрогнул от свистящего голоса и повернулся к источнику звука — маленькому, тесному каменному проходу, в котором было ещё более маленькое ответвление для кельи. Именно там, скрываемый тьмой, сидел Бельфогор. Я видел только силуэт его выступающих ног.
— Илья, поздравляю, ты ахренительно умеешь нагонять саспенс, у тебя бы Голливуду поучиться... но ты задолбал уже! Завязывай прикалываться и выходи! И где Азазель?
— С ним всё в порядке, не беспокойся. — Бельфогор встал, опёрся на трость и начал медленно выходить из коридора. Каменный свод закрывал его грудь и лицо, так что он по-прежнему был скрыт. — Твой друг спит в келье.
Наконец, священник вышел под неверный свет и дал себя рассмотреть:
Непонятно откуда взявшаяся серая ряса с фиолетовыми полосами; даже с виду ломкие и окончательно поседевшие волосы, дополненные грубой щетиной и крайне жёстким выражением лица, из-за появившихся глубоких морщин.
Но это всё мелочи.
По-настоящему меня испугала его душа. Говорят, что глаза, это зеркало души, и глаза Бельфогора выражали исключительно злобу и ненависть: расширенные зрачки и зеленовато-жёлтые склеры, пронизанные толстой паутиной из изумрудных пульсирующих вен.
От окатившей меня волны непонятной энергии закружилась голова, появилась апатия, и мне потребовалось приложить немалые усилия, чтобы согнуть ноги в коленях и приготовиться к возможной битве. Я был готов ударит на упреждение, если потребуется. Но уже в следующую секунду мне удалось пробиться сквозь странный образ священника, увидеть, что скрывается за маской гнева — печаль.
— Я не осуждаю тебя за такую реакцию. — Ломающийся голос с постоянно прыгающей интонацией пугал ещё сильнее. Складывалось впечатление, будто два человека пытаются говорить одновременно одним ртом и не могут определиться, кто ведущий, а кто ведомый. — Но ты был единственным, от кого я ждал понимания. Мы с тобой чудовища, Артас, и определились с этим ещё во время прошлого разговора. Вижу, ты тоже постепенно отдаляешься от человеческого обличья. Быть может, ты знаешь, что со мной происходит?..