– Бр… Братик! Бра-а-а… – произнесла она, так и не закончив фразу, а я уставший облокотился на ее тело.

Почти вся сперма оказалась внутри Мари, и она блаженно улыбаясь, и сама прилегла на холодный стол.

После я накормил ее блинчиками, которые приготовил. Сцена эта выглядела весьма комично со стороны. Как голый мужик (ну почти голый, на мне же носки и распахнутая рубашка) жарит блины, а за столом сидит красотка с такими большими дынями, что те едва-едва не касаются стола. Она голая, если не считать бюстгальтера, сильно перемазанного мукой, да и вообще вся она в муке и сперме. Ее волосы, живот, бедра.

Но то, с каким голодом в глазах и упоением она пожирала мои блинчики, заставило мою душу кулинара петь от радости.

И она сожрала – почти все! Я почти не добавлял сахара, чтобы она не потолстела, потому что до меня она и Эрири питались черт пойми, чем и были жутко стройные, сейчас я уже вижу лишний жирок на их бедрах и животе.

***

После Мари отправилась в ванную. Она сильно устала, так что набрала полную ванну горячей воды и разлеглась в ней. Ее сисечки чуть выглядывали над водой, а на волосы она намотала полотенце, после того как помыла голову.

Она лежала так несколько минут, пока не уснула.

Проснулась она только через час, или около того и вышла из ванной в одном полотенце на голову, и все.

– Ах… жизнь с Кумой сделала меня такой распутной! – со смехом упрекнула она сама себя, и остановилась перед корзиной с бельем.

– Погодите… это же… это же… – она повторила свои слова неосознанно, достав из корзины трусы Кумы.

Обычно белье стирают в машине, и делает это Кума, так как при всем соблазне он вроде не воровал трусики сестренок и не делал с ними, что то странное (впрочем, легкие фетиши с бельем врятли бы удивили Мари), таким образом, мало приспособленная к домашнему хозяйству Мари, почти никогда не видела грязной одежды. И взяв его трусы она тут же попыталась втянуть аромат Кумы, и в этот момент…

Да, ее застали с поличным:

– Мари, ты не закры… ла… дверь…

– … – Мари так и застыла на месте с доказательством преступления, а Кума пару секунд удивленно и молча постояв, развернулся и просто вышел из комнаты.

Но далеко уйти он не смог. Ведь Мари набросилась на него со спины, словно дикий зверь и… нежно обняла. Потом они начали целоваться, обниматься и вроде как забыли о казусе с бельем.

– Эй! Але!? Почему дверь закрыта? – послышалось со стороны входной двери – вы, чем там занимаетесь?

А занимались Кума и Мари именно ЭТИМ, причем всю ночь, не сразу поняв, что уже вроде как настало утро.

Когда дверь, наконец, открылась, взору Эрири, несущей в руке большую сумку предстала следующая картина: ее мать верхом на Куме, оба голые, оба перемачканы чем-то белым, вроде муки.