Я открыл рот, собираясь сказать, что имя мое слишком известно, чтобы я вот так запросто его называл, но не стал этого делать.

– А ты хи-и-и-итренький, – погрозил мне пальцем мальчуган и обаятельно заулыбался. – Не хочешь нарушать тишину? Догадался, да?

Я ни о чем таком еще не догадался, но что тут что-то нечисто – само собой, смекнул.

– Боги наказали жителей этого города, – мальчишка обвел рукой дома, окружавшие площадь. – Слишком много о себе возомнившие жители навеки остались здесь, в своих домах. Они и сейчас там, смотрят на тебя, на меня. Но до тех пор, пока ты никак себя не обнаружишь, они не могут тебе навредить. Хотят – а не могут. Ох, им это и обидно! Ведь тот из них, кто возьмет чужую жизнь, тот освободит себя от своей.

Вот как. А как же себя обнаружить-то можно? Слова, действие… Что-то еще? Или – только слова, звук? Он же сказал – «хи-и-итренький».

– Боги не были бы богами, если бы покарав дерзецов, остановились только на этом. – мальчишка звонко рассмеялся. – Важно ведь не просто наказать, важно заставить свою жертву мучиться. Вот они и поставили проклятым ими гномам условие – кто сможет отнять жизнь у бедолаги, забредшего в этот город, тот станет свободен. Теперь каждый из них ждет только одного – путника, пришедшего сюда и выдавшего себя до того, как он умрет своей смертью. А они, увы, умирают быстрее, чем издают хоть звук. Боги позаботились и об этом. Здесь все устроено так, что умирает не твое тело – но твоя душа. А без нее тело – что такое? Да ничего. Так что – сначала путаются мысли, потом приходит ужас, потом отказывает тело, а потом – фьють! Ты лежишь на камнях, ощущая, как тишина заполняет твою сущность. Ты же это все ощущаешь, не так ли?

Я ощущал. Ноги были словно налиты свинцом, веки стремились опуститься вниз, и в ушах шумело так, как будто я к каждому из них приложил раковину.

Но если со мной такая ерунда происходит, почему этот мальчишка так бодр? Он – иррационален, а значит, он вовсе не мальчишка.

Стоп! Что мне тогда сказал малахольный пророк? «Когда кто-то сыплет словами, в то время, когда надо молчать, это ведет…». Этот щенок заговаривает мне зубы, выжидая, что я умру.

Вопрос «зачем?» пришел мне в голову уже тогда, когда я сделал первый шаг по направлению к колодцу.

Естественно, вопрос этот относился не к тому, зачем я иду, а к мальчишке. Зачем ему моя смерть? Просто так? Вряд ли, что ему в очередном авантюристе, который забрел в город, чтобы поживиться сокровищами мертвых. А он явно хочет видеть, как я окочурюсь.

И самое главное – почему он тут, когда все в домах? Тем более что он не гном? Может, потому что он и не человек вовсе?