Меня предала ученица, которой я помогал расти и развиваться тридцать лет, чьи проблемы решал и отдал немало сил и времени. Старика Яо предали, а когда его память схлестнулась с моей, все тело залило чудовищной болью утраты. Я лежал и молча плакал с открытыми глазами, невидящим взглядом рассматривая потолок. Плакал и не мог остановиться. Старика Яо было во мне слишком много, и все его потери и разочарования я воспринимал сейчас, как свои собственные. Все его сыновья, внуки, старые и новые друзья, ученики - были зверски убиты. Он лишился всего. Проиграл врагу главную битву, проиграл еще до начала сражения, позволив надругаться над делом всей своей жизни.

Горе, которое не оплакать и за сотню лет, парализовало моё тело в безмолвной скорби и даже понимание, что это уже осталось в прошлом, не снимало с души тяжелый камень. Я опять умирал вместе со всеми своими потомками. Умирал и не мог умереть. Старик погиб, так и не выстрадав все свои печали, и сейчас я вернулся в последний день его безрадостной жизни, получив вместе с его памятью и всю ту неизлитую боль, что он унес с собой в могилу.

Все мои проблемы на фоне его душераздирающего горя казались мелкими и незначительными. А это всего лишь десять процентов его памяти. Старик Яо оказался очень чувствительным. Наверное, поэтому он постоянно шел на компромиссы. Он воспринимал чувства других людей и сопереживал им, но для меня сейчас его свехчувствительность выходила боком.

Он оплакивал свою горько закончившуюся жизнь и даже в этот момент он скорбел не о себе, а о людях, которые его разочаровали. Он не испытывал к Мо Шеню ненависти, только жалость и сожаления, что отвернулся от него, поняв, что он за человек. Даже в последний момент он искал ему оправдание. Думал, что он мог бы сделать, вместо того, что сделал. Мог ли он исправить судьбу, столкнувшую их в финальной битве. Отступился бы Мо Шень, если бы он не обратился к Чан Кайши. Видимо, тот день, что он провел в горах, на базе секты демонического культа, её предательство и заставило его напасть на секту Лазурного дракона. Она уже была с Мо Шенем заодно, когда он к ней обратился.

«Поэтому она и напала на меня, стоявшего в воротах, так как уже знала, что на территории секты уже нет никого в живых», - подумал я. Посчитала меня разбойником или мародером. Мой и старика опыт стал, наконец, срастаться, комбинироваться, формируя не два взгляда, а один общий, на фоне которого возникали новые прозрения и догадки. Постепенно опыт старика тускнел и растворялся в моём, воспринимаясь уже, как память прошлого. Накал и острота мучений о погибших постепенно притупилась, но не прошла совсем. Меня тянуло в долину Тысячи ветров к памятным местам и в поиске выживших родственников. Где-то у старика остались внучки и воспитывавшиеся вне секты правнуки и праправнуки. Захотелось их проведать, поддержать. Дать понять, что дедушка Яо рядом, он не сгинул, он еще жив. Жив во мне.