Голова гудела. Голоса надо мной тревожные, удивленные появились издалека, потом стали четче, яснее. Морок проходил, силы возвращались. Последнее, что помню: ехал на машине домой по трассе, отвлекся на звонок, свет фар в глаза и бах! Чернота.

Я пытался пошевелить руками и посмотреть, что это за люди. Наверняка, медики, но почему так странно говорят. Где-то недалеко громко каркнула птица. Ворона какая-то, но карканье необычное, протяжное.

Осторожно приоткрыл один глаз, потом другой. Сфокусировал зрение на людях. Прямо передо мной нависало молодое, конопатое, курносое лицо. Копна волос, подсвеченная полуденным солнцем, горела красным. Кривая улыбка застыла на пухлых губах, обнажая неестественно белые зубы. Второй выглядывал из-за плеча рыжего и был еще колоритнее. Крупное красное бородатое лицо, грязно-белые волосы стареющего блондина, толстая шея и огромные плечи. Щербатая улыбка была скорее снисходительно-удовлетворенная. Вот, мол, нашли пропажу.

Над ними нависали ветви гигантских разлапистых деревьев, теряющихся где-то в бездонной, не определимой глазу, высоте. Или мне лежа на спине так казалось. Сквозь густые ветви еле пробивалось яркое солнце, бросая на землю тонкие жгучие лучи. Тело мое утопало в душистой мягкой пружинистой траве. Запахи были яркие, сочные, разнообразные. Городом совсем не пахло, и шума машин не было слышно. И откуда взялся лес, если я еще за черту города не успел выехать?

— Вы кто? — спросил я, пытаясь приподняться на локтях и осмотреться. Тело слушалось, но со скрипом, натугой, мышцы ломало, словно меня накануне хорошенько побили. В черепной коробке что-то неприятно булькнуло, словно желе. Я живой, и это главное!

— Во дает! — воскликнул бородатый, хлопнул по плечу рыжего. — Учитель-то у тебя того, кукухой поехал! Ты как здесь оказался, горемыка?

В лице рыжего отразилась искренняя озабоченность. Изучающий взгляд полон сочувствия и удивления. Отношение ко мне было в этот момент как к несмышленому щенку или к отягощенному деменцией стареющему родителю.

— Нет, — уверенно сказал он. — Здесь что-то другое. Ты себя как чувствуешь, Никифор Иваныч?

Как он меня назвал? Никифор? Это еще кто такой?

— Я не Никифор, — вымолвил я, голос был еще вялый, не окрепший, сиплый, чужой какой-то. — Вы ошиблись. Где машина? Что случилось?

— Ну, точно поехал! — взмахнул руками бородатый. — Или дурмана нанюхался. Я видел, тут где-то дурман растет. Давай-ка, Митька, его под руки, пока мы все тут не одурманились.

Они ловко и сильно взяли под руки, приподняли. Я слабо сопротивлялся. Дурная птица снова что-то прокричала в ветвях.