Светлый фон

Путь проходил прямо через эпицентр взрыва. Толпа не расходилась, пришлось выдать пистолеты Стэна Молли и Джо. Местные не знали, что максимум, на что способны мои бойцы — выстрелить себе в колено, и почтительно расступались.

Я же старался не смотреть на дело своих рук. От плазмы нет спасения: её не вычистишь с тела, двух капель достаточно, чтобы прожечь внутренности насквозь, а с местным уровнем медицины все раненые ещё до восхода превратятся в трупы. Стоны стали громче, я споткнулся о чью-то оторванную ногу, валяющуюся в луже.

— Пошли вон, это наша добыча! Расступитесь!

Джо помогал нам как мог, забегая вперед и расчищая дорогу, но этот переулок явно будет сниться мне в кошмарах. К горлу подступила тошнота, но хуже всего стало когда я проверил свой профиль.

Убито пользователей нейросети: 36.

Убито пользователей нейросети: 36.

Как много загубленных душ! На глаза навернулись слёзы, но смахнуть их я не мог, руки заняты. А ведь у каждого был шанс подняться из грязи, завести семью, устроиться на нормальную работу. Дыхание спёрло от эмоций, и именно в этот момент наставник привлёк моё внимание.

— Много раз я видел людей в таком состоянии. Отрадно проявлять храбрость и смелость, но ничто не оскверняет душу так, как убийство. Нигде не чувствуешь себя так гадко, как на поле боя после одержанной победы. Восторг от успеха проходит быстро, а на душе надолго становится мерзко. И ты клянёшься себе: это в последний раз, но сам знаешь, что это ложь. Битвам нет конца.

— Много раз я видел людей в таком состоянии. Отрадно проявлять храбрость и смелость, но ничто не оскверняет душу так, как убийство. Нигде не чувствуешь себя так гадко, как на поле боя после одержанной победы. Восторг от успеха проходит быстро, а на душе надолго становится мерзко. И ты клянёшься себе: это в последний раз, но сам знаешь, что это ложь. Битвам нет конца.

— Заткнись, старик, прошу! Не говори больше.

У меня не было иного выхода: или мы или они. Просто вопрос выживания. Почему же я реву? Прибежав на звук голоса, Молли заботливо вытерла мне глаза белым платочком с вышивкой и тихо отошла. Она щадила меня, в отличие от наставника.

— Я не замолчу никогда, сквайр. Услышь меня, проникнись. Рыцарь уважает войну как человек, видевший её в самых жутких проявлениях. Он не гонится за ней и видит её мрак без иллюзий. При этом не уклоняется от боя…

— Я не замолчу никогда, сквайр. Услышь меня, проникнись. Рыцарь уважает войну как человек, видевший её в самых жутких проявлениях. Он не гонится за ней и видит её мрак без иллюзий. При этом не уклоняется от боя…