— Вы и так добились того, что теперь при любом происшествии народ будет думать на вас. — Пробасил Гош.

— К сожалению, мы не подумали о последствиях. Впредь будем тщательней с вами сотрудничать, обещаем.

— Так что с этим мальчиком? Э…

— С Вильямом. — Подсказал Шилу Глэйдл. — Дело в том, что Чаша явила ему его настоящую жизнь, и оказалось, что он… ну… что-то вроде серийного убийцы. Маньяка.

Шил сжал губы, но тут же продолжил:

— И вы просто сидели и ничего не делали? Не отправили за ним слежку? Ничего?

Глэйдл молчал.

— Либо ты держишь себя в руках, либо я буду вынужден попросить тебя удалиться. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то из вас отсутствовал на собрании. — Мягко сказал Кадиэл, видя, что вайт сейчас взорвется.

Шил несколько раз отрывисто кивнул и умолк.

— В общем, вы свои ошибки поняли. Это самое главное. Если к Игрокам у вас больше никаких вопросов, можете быть свободны.

Глэйдл поклонился и вышел.

— Правильно, — кивнул Гош, — нечего этим фанатикам присутствовать на наших заседаниях.

— Мы теряем людей. И дело даже не в этой чаше. — Гильдмастер взглянул на Ноэля. — Игра всячески ставит нам палки в колеса. Эти бедолаги, ведь они могут остаться даже после того, как мы закончим игру. Наверное.

— Порабощение разума… — Задумчиво протянула Лаурен.

— А может быть того, потеряем ее? — Предложил Шил.

— Кого? Чашу? — Вильнул бровью Кадиэл.

— Ну да.

— Бессмысленно. К ней подходят в день человек тридцать, из которых к вернувшимся уходят два-три. Скоро и это прекратится, людям становится неинтересно.

Каждый раз, когда Ноэль слышал о Чаше, в мозгу снова всплывало лицо Сильвера, задумчиво всматривающегося в пропасть со скалы. Столько всего пережить, чтобы в итоге от игроков начали уходить люди. Перед глазами всплыло лицо Рэйна; хорошо, будь оно простым и невыразительным, но оно было добрым, и оттого Ноэль лишь сильней злился. Это с его приходом их накрыла волна воспоминаний.

С другой стороны, он успокоил Аррелион.