- Киф, держи его!..

Нет, нет, нет, нет, не хочу, не надо, пожалуйста, нет, не хочу, не могу - я не могу знать все это, у меня нет сил все это помнить! Мне так больно - по-настоящему больно! Словно скручивают, выворачивают, рвут - и кровь кипит и выжигает жилы изнутри. Больно! Оставьте! Пожалуйста, хватит! Я... Я не... Я не позволю так с собой обращаться!

 - Твою ж...! Сэм! Слышишь меня? Сэм! Успокойся! Все закончилось, все хорошо! Сэм! Сэм!..

Боль и черная злоба застилали глаза. Что так остро болело, что заставляло меня так злиться - я не знал. Но это не имело значения. Я не дам никому причинить мне вред, я никого к себе не подпущу! Я - сильный, я - умный, у меня есть клыки и когти, я порву любого! Аррх!..

 - Сэм, прекрати! Слышишь? Сэм!.. Без толку, Киф. Остается только...

Я не сдамся! Я буду защищаться! Рвать другого - если только так я могу спастись, если только так я смогу сбежать от этой боли, от этой боли и злобы, то я... я...

Что-то мягкое, тягучее стало накатываться на меня. Сознание завязло в нем. Боль отступила, ярость стала затухать. Образы, возникающие перед мысленным взором, поблекли, их острые грани, резавшие мой рассудок, сточились, сгладились. Кажется, я засыпал. Но сон был странный, чужой, нездешний. Я не хотел, не хотел в него, но меня затягивало, уносило, словно подхватив течением... И на самом краешке этого сна, прежде, чем рухнуть в забвение, я услышал необычный звук. Это была песня. Колыбельная. А потом начался сон. В этом сне я все еще пытался вырваться, бежал, не убегая - а подо мной и вокруг, насколько хватало взгляда, простиралась равнина с мелкой полусухой травой. Я бежал по ней, не двигаясь с места, и так тоскливо было, так тяжело, словно меня обманули или предали. Кто?.. Я не знал. Не помнил.

Когда я проснулся в следующий раз, было уже светло. Я лежал на боку и, еще не открыв глаза, по запаху понял, где нахожусь. Мне уже приходилось бывать здесь раньше. Более того: мне уже приходилось здесь просыпаться.

 - Сэм...

Я открыл глаза. Я лежал на лавке в комнатке Боггета, в его старом доме. В окно пробивался сероватый дневной свет, под потолком сонно жужжала муха. На лавке через стол сидел сам инструктор. Его куртка была наброшена на плечи, рубахи не было - через грудь шла свежая повязка, плечо было перевязано тоже. Рядом, прижавшись спиной к стенке и подтянув к груди колени, устроился Киф. Он смотрел на меня поблескивающими глазами и улыбался.

 - Сэм, проснулся? - спросил инструктор. - Как себя чувствуешь?

Я поднялся, сел. Я не спал - но как будто бы и не проснулся. Оглядев себя, я заметил, что на мне одежда Боггета: одна из его старых рубах и штаны. Больше ничего. Я даже был босиком.