– Конфеты… – В ее голосе появилась грусть. – Юноша, я вам расскажу об одном печальном опыте моей жизни. Его звали Роже, он был мал ростом и похож на таракана усами и наглостью. Но умел делать конфеты почти столь же восхитительные, как ваши. И говорил, что я божество. Тогда уже немногие меня причисляли к небожителям, я раскисла, изволите поверить, как шляпная картонка под дождем. Всерьез думала уехать и жить там, в его стране. Когда очнулась, пришлось оплатить его карточные долги, записанные на мое имя, и произвести печальный учет коробочек из-под драгоценностей, поскольку ценное их содержимое Роже учел без меня.

– Вы пошли в полицию, Екатерина Федоровна?

– Да, и некоторая часть ценностей осталась именно там, в виде улик, – вздохнула певица и не стала поправлять сценическое имя на «настоящее», вписанное в документы. – Не то чтобы я жалела о деньгах… но вещи были памятные. Хорошо, хоть он не украл афиши.

– Они ценнее?

– Конечно, – удивилась вопросу певица. – В них все мое прошлое. Мои партнеры, мои друзья, мои удачи и слезы. Глубже я прячу только партитуры, подаренные мне авторами… Боже мой, Сёмочка, эта мастерская с борщом изрядно далеко. Ну отчего хорошие люди живут так вот врозь? Мы проехали уже полгорода. Вы разоритесь, оплачивая извозчика.

– Разве вы не слышали, что газетчики богаты, оттого что продажны? – в тон отозвался Хромов. – В этом году я весьма состоятельный человек. Даже подумывал купить приличную шубу из овчины. Но делать это после Нового года не стану, моя привычка всюду и во всем экономить не позволит. Значит, я могу вас катать очень долго.

– Это дурная экономия, катать надо юных дев, – пожурила спутника Екатерина Федоровна. – Я надеюсь, вы водите кого-то в театр и покупаете цветы? Если нет, я прямо-таки не еду дальше.

– Уже задумал, – быстро отозвался Семен. – Собираюсь закупать билеты для семьи фон Гессов. У Елены Корнеевны милая дочь.

– Значит, не только борщ пленил вас, – успокоилась певица. – Мерзкие, мерзкие мужчины бывают те, кто тешит лишь свой желудок и не позволяет крови кипеть. Я, знаете ли, не в обиде на тех, с кем рассталась. Мне тяжело думать о других, которые дарили безымянно и скрывались во мраке тайны, по-детски воруя мои веера и перчатки. Эдакие, изволите знать, бесхребетные медузы… Сёмочка, вы меня слушаете? Я вам говорю важное, на правах бабушки. Совершенно очевидно, что у вас нет бабушки и вас некому образовать в отношении первостепенных вещей. А где ваша мама? Простите, но я ужасно любопытная. Это мой грех.

– Пять лет назад у меня были и мама, и даже тетушка. Потом случился брюшной тиф, может, вы слышали про эпидемию в Угорском уезде?