Миша шагнул в вагон, и Иван остался один на один с Александрой.

— Счастливого пути и вам, Александра Павловна.

— Спасибо.

Молодая женщина постояла еще немного, а потом, подобрав юбки, тоже вошла в вагон. Иван остался стоять на перроне, нахохленный, как больной воробей, руки глубоко в карманах, взгляд уперт в землю…

Александра же, зайдя в купе, не нашла в себе сил остаться наедине со своими мыслями и торопливо перебралась в соседнее, где сидели, пытаясь вести разговор, который, как всегда, в момент отъезда совершенно не клеился, Миша и Николай Станиславович. Она тоже присела на диван, не зная, куда девать руки, а главное глаза, которые почему-то начало щипать, и вдруг увидела за окном Чемесова…

— Ну, вот и славно, — ворковал Николай Орлов. — Теперь поедем с богом. Глядишь, завтра уже и дома будем. Поспеем как раз к Пасхе. У нас в Подрезках весело празднуют. Всем миром. Еще и из соседних деревень приходят. Знают, где можно по настоящему душу отвести. Да и мы гостей созовем!

Николай продолжал свою речь, похожую на гудение майского жука, но Александра слушала лишь звук, не понимая ни слова из того, что произносилось. Ее глаза были по-прежнему прикованы к окну. Она вздрогнула, когда легкая рука брата легла поверх ее сцепленных на коленях пальцев.

— Иди.

— Но…

— Иди и ничего не бойся. Кто-то из вас должен оказаться решительнее, в конце концов!

— Т-ты действительно думаешь?..

— Конечно.

— Но, как же ты?

— Я уже большой мальчик, да и дядюшка позаботится обо мне, — Миша улыбнулся, несколько удивленному Николаю.

— Это вне всяких сомнений, но… о чем собственно речь?

— Иди. Поезд сейчас тронется. А вещи твои мы отправим обратным рейсом.

Состав дернулся, и это подействовало на Александру как катализатор. Она вскочила, улыбнулась счастливо и в то же время испуганно, а потом решительно тряхнула головой и выбежала из купе.

— Что случилось? Куда? Зачем?

Миша, по-прежнему улыбаясь, указал квохчущему словно потревоженная наседка Николаю на медленно проплывавший мимо них перрон.

— Боже… Мои очки надо просто выбросить в окно… Оказывается, я в них совершенно ничего не вижу… Или я просто стал слишком стар?