— Не отправляли их обратно? — рассмеялась Элоиза, представив картинку.

— Подушки и мягкие игрушки — отправлял. Кажется, заработал на этом какие-то очки. Сын посмотрел на нас и сказал, что мы и вправду родственники.

— Вы отлично держитесь, как мне кажется.

— Она сначала подумала, что я вроде моей матери — меня можно задобрить вежливыми словами, а учителям в школе сказать, что я занят, и меня не надо беспокоить. Но я же другой, я же если даю кому-то поручение, или если с кем-то договариваюсь, то я потом слежу, как оно происходит. Джиневра никак не может смириться с неизбежным — что я узнаю, была ли она на дополнительном занятии, и мне непременно расскажут, если она опять возьмётся доводить мальчишек в классе до бешенства. И я на это как-то отреагирую, причем не так, как она привыкла.

— А что ваша матушка?

— Потихоньку злорадствует. Рада без памяти, что я избавил её от контактов со школой.

— А ваш сын?

— Получил поход на гонки вместе с сыном вашей кузины Джины. Был доволен. Он считает, что Джиневру надо пороть, тогда от неё будет толк. Я же пока только лишал её карманных денег, и ещё интернета на сутки. Сказал, будет повод — лишу на более длительный срок.

— И как вы всё это пережили?

— С трудом, откровенно говоря. Я уже очень давно не налаживал отношений с людьми, которым это было не нужно. Хочу выдохнуть. Хочу побыть хотя бы до воскресенья в нормальном мире взрослых людей.

— А как она вам вообще? Ваша дочь? Вы ведь её не так хорошо знали до этой весны?

— Как будто не безнадёжна. Или это я не безнадёжен? Но понимаете, мне нужно было найти в ней хоть что-то, что привлекало бы. Иначе совсем плохо. Она же не монстр, и не враг, она просто маленькая девочка.

— У вас есть фото?

— О да. Свежайшие. Она то и дело снимает селфи со мной, и потом шлёт их мне тоже, — Себастьен достал телефон и показал несколько своих фотографий вместе с красивой девочкой, очень на него похожей.

- Внешне она очень похожа на вас.

— Лучше бы не внешне, но уж как есть. По характеру она — вылитый мой братец Сальваторе. Семейное упрямство, семейная наглость и семейная же уверенность, что всё сойдет с рук.

— А перед подружками вами не хвастается? Я бы хвасталась.

— Не знаю. Я, конечно, пару раз разнял буквально вот этими руками её свары с одноклассниками, но теперь она уверена, что я её спасу в любой ситуации, и местами стала ещё невыносимее. И она не подчинённый, которого можно уволить. И приказать ей я не могу. То есть могу, но она не послушает.

— Но она вас вообще когда-нибудь слушает? Слышит?

— Вроде бы иногда — да. Или мне кажется.