Было бы жестоко тешить его надеждой.
— С ним?
— С ним?
«Молчание — знак согласия», — подумала Констанс.
«Молчание — знак согласия», — подумала Констанс.
— Не уезжай. — Его голос звучал так ласково, так соблазнительно. — Ты должна остаться здесь, со мной. Прошу тебя, Констанс. Я не могу вновь потерять тебя.
— Не уезжай. — Его голос звучал так ласково, так соблазнительно. — Ты должна остаться здесь, со мной. Прошу тебя, Констанс. Я не могу вновь потерять тебя.
Она повернулась к нему лицом.
Она повернулась к нему лицом.
— Как ты можешь так говорить? Ты меня едва знаешь.
— Как ты можешь так говорить? Ты меня едва знаешь.
Но стоило этим словам слететь с ее губ, как она поняла: это не так. Черные глаза, темные волосы… Они вдруг показались ей знакомыми. Словно до сих пор она видела их расплывчато и только теперь увидела ясно и четко.
Но стоило этим словам слететь с ее губ, как она поняла: это не так. Черные глаза, темные волосы… Они вдруг показались ей знакомыми. Словно до сих пор она видела их расплывчато и только теперь увидела ясно и четко.
— Я любил тебя сотни лет. Я шел за тобой через материки и океаны. Только согласись стать моей — и ты получишь все, что только пожелаешь.
— Я любил тебя сотни лет. Я шел за тобой через материки и океаны. Только согласись стать моей — и ты получишь все, что только пожелаешь.
— Я не могу, Адам. Ты же знаешь: я люблю другого.
— Я не могу, Адам. Ты же знаешь: я люблю другого.
— Даже после всего, что он натворил?
— Даже после всего, что он натворил?
— Да.