На этот раз объяснений не потребовалось. Про Альфонсо да Силва и его кончину знали все оборотни города.

– Пойдем,  искупаемся? – тихо попросил Валентин. – Знаешь,  чувствую себя омерзительно грязным.

– А остальные молчат?

– Косвенно они подтверждают уже известное. Но это пока только косвенные показания. С Елизаветой близко контактировала только твоя Бера.

– А… наш Бер?

– Милая,  он еще хуже меня, – весело рассмеялся Валентин. – Уж на что я тряпка…

– Ты!? – вспыхнула Даша. – Ты не тряпка!!! Прекрати так о себе говорить! Порядочность и человечность не делают тебя хуже!!! Наоборот – будь ты зверем,  я бы никогда тебя не полюбила…

– Все мы звери… только в нас это ярче проявляется…

– Неправда. Ты – человек. А твой лис – просто твоя вторая ипостась. Младший брат. Ты полностью контролируешь его в любом виде…

– Да, еще и поэтому меня считают слабым. Никакого боевого безумия. Никакой ярости…

– Прекрати! – возмутилась Даша. – Ты у меня лучший. И вообще,  не обращай внимания на всяких идиотов. Пойдем лучше в душ,  я тебе массаж сделаю, хочешь?

– Только недолго, – попросил Валентин. – Мне еще надо вернуться. И Шарлю позвонить надо. И Ленька у Алины Михайловны застрял… кается,  что не уберег…

Даша посмотрела на любимого с укоризной,  но промолчала. Ну как можно быть таким слепым? Не уберег!

Да любит он ее! До без памяти!

Про невыполненный служебный долг вы кому другому расскажите! А ей одного взгляда на Леонида хватило! Так из-за задания переживать не будешь. А вот если бы с Валентином (ой,  тьфу-тьфу-тьфу… не накаркать!) что случилось,  она бы так же психовала. И так же все из рук валилось бы,  и ничего в голову не шло…

Но объяснять Даша ничего не рвалась.

Лучше она сейчас затащит своего любимого под душ. Потом сделает ему массаж. Можно и эротический. А потом что-нибудь еще придумается…

А в своих отношениях Аля и Леонид и сами разберутся. Не маленькие. Были бы все живы – а остальное приложится.

* * *

Мечислав открыл глаза. Над ним был привычный темный потолок. Вампир насторожено прислушался, но сегодня на его жизнь никто не покушался. И то хорошо.