— Простите, нейди, мне не дозволено отвечать на ваши вопросы.

Что ж, я не особо-то и надеялась.

Наш путь завершился в маленькой столовой: высокий длинный стол, рассчитанный персон на десять, в конце зала камин, над которым тускло сияет зеркало. А у окна, заложив руки за спину, стоит одетый по последнему слову моды высокий широкоплечий мужчина.

Услышав наши шаги, он обернулся. Я сразу отметила чувственный, изогнутый очерк верхней губы — и контрастирующий с этой чувственной мягкостью холодный, злой, презрительный взгляд. Мужчина был хорош собой, но взгляд пригвождал и резал с ледяной бесстрастностью учёного. На миг мне показалось, что ветер донёс запах болота и тошнотворно-притягивающий аромат адолеев — ядовитых цветов Лавранта. Я тут же мысленно обругала себя: какой ветер в закрытом помещении?

— Можешь идти, — сказал он служанке.

Я ждала, что он позволит мне сесть (опуститься на стул самой стало бы однозначным вызовом хозяину дома, пусть он и похититель) — но он смотрел на меня молча, чуть раздувая ноздри. Наконец сказал свысока, как будто оценил меня, измерил и вынес вердикт:

— Вот, значит, каких шлюх теперь предпочитает Рейборн? Знакомый типаж. Но я не ожидал, что он опустится до настолько молоденьких. Сколько тебе? Семнадцать? Шестнадцать?

Поначалу его слова хлестнули меня, как плетью. Меня никогда не называли подобным словом, я даже представить себе не могла. Но потом — потом я обрадовалась.

Он считает меня любовницей отца, а не дочерью. Осталось убедить его в том, что отец ничуть не дорожит мной. Подумаешь, любовницы — их по десятку на медяк.

И с моим возрастом он сильно промахнулся. Мне уже двадцать, хотя лицо и правда немного детское. Но это тоже на руку: чем младше я выгляжу, тем менее опасной меня будут считать.

Я промолчала. В его глазах что-то изменилось. Он окинул взглядом мою фигуру, вернулся к лицу. Сделал несколько шагов и опустился на стул во главе стола. Я продолжала стоять, расправив плечи.

Он молчал, рассматривая меня — не так, как принято в обществе, а так, как мужчины рассматривают гулящих женщин. Пристально, свысока, но с хищным блеском в глазах. Я почувствовала, как вспыхнули щёки. Раскрыла рот:

— Что вам нужно от меня?

— Давно ли ты спишь с Рейборном? Можешь сесть.

— Я не хочу отвечать на ваши вопросы. Тем более такого рода.

Приглашение сесть я тем не менее приняла. Неприятно было стоять перед ним навытяжку, под этим его наглым, ощупывающим взглядом.

Мужчина неожиданно рассмеялся. У него был странный «кхакающий» смех — с ярко выраженной «к» в начале, что-то вроде: «Кха-ха-ха». Почему-то этот смех мне понравился. Я мысленно упрекнула себя в беспечности.