Сколько она ни звала, сколько ни просила, сколько ни плакала, Сев так и не открыл ей дверь.

Глава 32 Гриффиндорцы

Глава 32

Гриффиндорцы

Лили плохо помнила, как возвратилась в гриффиндорскую гостиную. Несясь вперёд, словно разбушевавшийся смерч, девочка не замечала вонзающихся в спину любопытных взглядов, осуждающего шепотка однокурсниц, летящего вслед.

Ощущение непоправимой катастрофы переполнило душу. Перед глазами снова и снова вставала отвратительная картина: Северус в руках Люциуса; Люциус целует Северуса, — её Северуса! — оскверняя саму суть любви, отравляя всё светлое, всё прекрасное, во что Лили верила с ранних лет, непоправимо разбивая, грубо ломая первозданную чистоту её души.

Порочный, злой слизеринец, зачем жизнь поставили тебя поперёк дороги Лили? Для чего ты, словно кость в горле, не даёшь о себе забыть?

Вид Мародеров, мирно беседующих в гриффиндорской гостиной, подействовал на девочку, словно красная тряпка на быка.

— Эванс? — поднял вихрастую голову Поттер. На губах его играла привычная плутовская улыбка. — Где гуляешь? У меня для тебя отличная новость!

Лили стремительно пересекла разделяющее их пространство. Фурией налетев на Лягушонка, она сбила его с ног — Джеймс слишком поздно понял, что выражение её лица ничем хорошим не грозит. Они кубарем покатились по полу. Не обращая внимания на крики, на попытки Петтигрю оттащить её от Поттера, Лили истово царапалась и кусалась, пиналась и лягалась. Месть сладка! Гриффиндорка торжествовала. Но триумф продолжался недолго. Железная рука оторвала её от Поттера и отшвырнула, словно котенка.

Перелетев половину комнаты, Лили упала точнехонько в мягкие диванные объятия.

— Успокойся и не заставляй делать тебе больно, Эванс.

Желтые, равнодушные, как у маньяка, глаза Люпина смотрели в упор, предупреждая и предостерегая одновременно. Понимая, что с Люпином не сладить, Лили скрестила руки и с вызовом посмотрела на терроризирующего её желтоглазого Мародёра.

Поттер поднялся с пола. Дужка его очков треснула, правую щеку пересекали кровоточащие ссадины, под левым глазом наливался лиловый синяк.

Увидев, что натворила, Лили было ужаснулась, но, прокрутив в памяти происшествие в лазарете, решительно отогнала угрызения совести.

— Джеймс! Джеймс! — кудахтал Петтигрю, чуть не плача. — Ты в порядке? Джеймс! Джеймс?!..

— Да замолчи! — отмахнулся Лягушонок. — Не убила она меня. Ты, случаем, не под Империусом ли, Златовласка? Какого Мерлина на меня набросилась?

Как Лили ни бравировала, под множеством вопросительных и одновременно неодобрительных взглядов, устремлённых на неё, делалось не по себе.