Вечер выдался прекрасным и теплым. Даже самая волшебная комната, перенасыщенная чудесами магии, не могла соперничать с естественным очарованием природы. Заходящее солнце отражалось в зеркале вод Хогвартского озера, прочерчивая рассыпающуюся искрами дорожку. Рядом с колеблющейся солнечной полосой в озере плавали опрокинутые облака, отражалось небо, высокое и ясное.
Солнце опустилось уже совсем низко. Верхушки вековых елей окутало сумеречной тенью. Над лесом кружились вороны, оглашая округу редким резким «Кар-р!».
В подлеске, где стояло жилище хогвартского привратника, остро пахло влажным мхом и грибами, хотя до грибной поры было ещё далеко. После недавнего дождя не просохли лужицы. Лили легко перепрыгивали через них. Когда-то на этом месте были непроходимые болота, обеспечивающие Хогвартсу дополнительную защиту. Давно ещё, в первобытные времена, на этом месте плескалось море. Отступив, оно оставило после себя тесное сплетение рек, ручейков, прудов, заросших впоследствии травой и ивами. А уже много, много позже поднялся здесь темный Запретный Лес. Помимо елей, густым кудрявым ковром росли дубовые и каштановые рощи. Невысокие горы на фоне заходящего солнца казались дремлющими чудовищами, их плавные извилистые контуры с чередованием зеленоватых и серых тонов уходили в бесконечность и где-то далеко-далеко сливались с массой кудрявых облаков.
Обойдя хижину Хагрида, Лили остановилась у двух огромных сосен со стройными светло-рыжими стволами. Тропинка, по которой она шла до сих пор, продолжала удаляться в лес, по песку, густо усеянному сосновыми иглами. Обычно днем сюда доносилось голубиное воркование, звучное пение дроздов, мелодичное щебетание чечевицы. Отсутствие птичьего многоголосья тревожило девочку.
Северуса не было. Это не вписывалось в привычную картину мира, потому что друг никогда не приходил вторым, считая, что дожидаться прихода Лили его прерогатива.
Лили вздрогнула, услышав тихий издевательский смех.
— Приветствую вас, мисс Эванс.
Слизеринский староста с нарочитой церемонностью склонил белокурую голову. От девочки не ускользнул презрительный взгляд светло-голубых, холодных, как сталь, глаз. Черты малфоевского лица были безукоризненны, кожа отличалась нежностью атласа. Люциуса, одетого в просторную, струящуюся мантию, в полумраке легко было принять за девушку.
Но ошибиться было можно, только если не глядеть ему в глаза. В жестком, даже жестоком взгляде не были ничего женственного.
— Вынужден вас огорчить, — продолжал молодой человек, небрежно поигрывая палочкой. — Тот, кого ждут, не придёт. Потому что явился тот, кого не ждали.