Светлый фон

Эльфы пили подогретое вино и ели что-то, подозрительно напоминающее омлет с беконом. Где они достали яйца, было большой загадкой. Кьяре протянули тарелку с едой, а Каленгил передал горячую кружку:

— Позавтракай. Негоже умирать на голодный желудок.

— Квиклинга[56] тебе на язык, плесневелый! — воскликнул Корлиан, и зеленый издал нервный смешок.

— О, проснулась принцесса Царапучка! — воскликнул Арадрив, подсев неподалеку. — Я думал, ты уснешь, свернувшись калачиком на коленях у лорда, но нет, — он вздохнул в кружку, — я проиграл спор.

Каленгил поперхнулся вином.

Прожевав кусок омлета, Кьяра произнесла:

— Арадрив, я бы тебя побила, но, думаю, за меня будет кому это сделать сегодня.

— Принцесса Царапучка как всегда нежна как кислота и любезна как точильный камень!

Услышав это, Меллот залился смехом, а тифлингесса скривила мордочку. Не было смысла обижаться на дурачка.

— Да нет, Арадрив, ты ошибаешься, — возразил Задар. — Уверен, что-нибудь мягкое и нежное в ней точно есть, под двумя-тремя слоями одежды.

— Надеюсь, ты имел ввиду ее душевные качества, — прошептал Каленгил, — и нежное, спрятанное под слоями одежды сердце.

Девушка прыснула от смеха.

— Конечно же сердце! — заговорчески подмигнул красноволосый. — А вы о чем подумали? Как вам не стыдно!

Эльфы засмеялись и развеселились, как будто им не предстояло через несколько часов сражаться с могущественным врагом. Кьяра доела завтрак, думая над словами Арума. Нужно было проверить все вещи на присутствие скверны, но это уже не сегодня.

Паладин закончил тренировку и начал облачаться в доспехи, как и Арум. Тифлингесса помогла ему. Когда последний шнурок был затянут, Эридан сказал:

— Погоди.

Сделав несколько жестов, он коснулся ее рукой, а затем удовлетворенно кивнул.

— Что это? — спросила Кьяра.

— Защита от смерти[57]. Надеюсь, до этого не дойдет, но может здорово тебя выручить.

Тифлингесса хотела возразить ему, сказать, что лучше бы защитил Арума, но промолчала. Все равно он сделает, как считает нужным, не будет слушать доводов. Да и, как ни крути, ее нельзя было воскресить[58].