Я распустила его заплетенные в косу волосы, разобрала пряди, потом мне пришлось к нему прильнуть для устойчивости, расчесывая пальцами золотые нити. В прикосновении к волосам в определенных ситуациях есть что-то очень личное. Я не торопилась, наслаждаясь ощущением мягких волос, их необычайным цветом, их густотой. Они упали, рассыпались по его плечам, и я прекратила стоять на цыпочках – икры свело.

И в глазах у меня отразилось то, что я видела: он красив.

Ашер поцеловал меня в лоб, легко и нежно, придержал возле себя секунду и шагнул назад.

– Я не могу подчинить себе твои глаза. Без этого или без припадка страсти будет просто боль. Покормиться я могу на ком угодно, но того, что я увидел в твоих глазах, мне не даст никто.

Он повернулся к Жан-Клоду, они встретились взглядами и долго не отводили глаз, потом Ашер вышел из круга, а я отошла к Жан-Клоду и села около него на корточки, отладив юбку. Он обнял меня и поцеловал в лоб, как Ашер только что. Я подумала, не хочет ли он так ощутить вкус рта Ашера на моей коже, но эта мысль не очень беспокоила. Может, и надо было спросить, но я не стала. Наверное, не хотела знать.

Странник будто по волшебству оказался на ногах.

– Я не думаю, что мы поразились бы сильнее, если бы Анита сотворила дракона из воздуха. Она укротила нашего Ашера и не заплатила за это ни капли крови. – Он проплыл к середине комнаты. – Иветту так легко не насытить. – Странник улыбнулся ей, и она встала. – Правда, дорогая?

Проходя мимо, она потрепала Джейсона по волосам, и он дернулся, будто она его укусила. От этого она развеселилась еще больше и, все еще смеясь, повернулась в шорохе разлетевшихся юбок и протянула ему руки.

– Иди ко мне, Джейсон!

Он охватил себя руками, свернувшись калачиком, выставив локти и колени, и только мотал головой.

– Ты – мой выбор, мой особый выбор, – сказала Иветта. – Ты недостаточно силен, чтобы мне отказать.

У меня мелькнула ужасная мысль. Можно было поспорить, что гнить в объятиях тоже не исключено было в переговорах Жан-Клода. А Джейсон наверняка еще не оправился от объятий другого гниющего трупа. Наклонившись к Жан-Клоду, я спросила:

– Ты договорился о запрете пытки, запрете прямой пытки?

– Конечно, – ответил он.

Я встала:

– Пить его кровь ты можешь, но гнить на нем не имеешь права.

Она повернула ко мне холодные глаза:

– Здесь у тебя нет права голоса.

– Жан-Клод договорился, что пыток не будет. Если ты будешь гнитъ, обнимая Джейсона, питаясь от него, – это пытка. Ты это знаешь, потому и хочешь его.

– Я хочу получить свою долю вервольфьей крови тем способом, который мне нравится.