«Хыщ-хыщ хыщ-хыщ, - заметаю осколки битой посуды в совок. - Хыщ-хыщ».
Этот звук воспринимается как некий заунывный саундтрек к данному монотонному действу. Идиллия: раннее утро, я, совок и веник. И тут «хыщ»-мелодию прерывает шарканье чужих тапок.
– Батюшки! – восклицает ба, остановившись в дверном проеме.
Вот что значит старческая глухота плюс беруши на ночь. Тоже, что ли, приобрести? Беруши, я имею в виду. Глухоту с моим пристрастием к громкой музыке мне уже напророчили.
– Нормуль, ба! – припoднимаю руку, пытаясь показать знак «виктори», но в сочетании с веником, зажатым остальными тремя пальцами, получается так себе. - Бобонька, - корчу гримасу, пытаясь продемонстрировать вселенскую «любовь» к нашей животинке, - неловко пробежался. Только и всего. Не топчи! – прикрикиваю с напускной строгостью. - Пропылесошу – пущу.
– Ишь, какая, - смеется бабушка. Сегодня она выглядит хорошо, вон даже румянец. Значит, не зря я отвалила пол своей зарплаты за прием у нового доктора. А бабушқа уже переключает внимание на нашего четвероногого недруга, гордо занявшего место кастрюль на холодильнике. - Ух, натворил дел, – и ласково чешет ему между ушами. Боб знай себе подставляется. - Котенок наш, – приговаривает ба.
– Пфф, - комментирую с пола, нагло прерывая воркование бабушки своим возобновившимся «хыщ-хыщ». Я уже молчу, что Бобке недавно минуло шесть годков, так он ещё и весит как маленькая лошадь. То есть для пони, конечно, мало, но для кота очень даже не хило – десять кило. Так что котенок и есть наш Бибитто.