Он был человеком. Обычным человеком, не более и не менее. В нем текла та же красная кровь, что и у нее, и если пустить ее, будет больно.

Лэа вдруг представила, что это она стоит на коленях на краю самой высокой башни города, и к ее горлу прижимается его меч. Как забилась бы в ней жизнь, на что она бы пошла, умоляя сохранить ее? Этого Лэа не знала.

Джер не стал унижаться, не стал умолять сохранить ему жизнь.

Они были похожи.

Они были похожи всегда и во всем, и никто не был в этом виноват. Сложись все по-другому, они могли бы стать верными друзьями.

Но дождь лил по-прежнему сильно, и она уверенно прижимала сталь к его шее.

Да, они были похожи. Но все-таки было одно, самое главное отличие. Джер не усвоил самый главный урок Логи Анджа.

Терпение и хладнокровие? Нет.

Умение прощать.

Таир была мертва. Много лет. Мертвы ее родители. Она уже не помнила, как они выглядели, не помнила той боли, что жила в ее сердце очень долго. Их размытые мысленные образы все реже вставали перед глазами.

Прошлое пора было отпустить.

Лэа поняла это только сейчас, глядя в зеленые глаза Джера.

Она почувствовала, как тает внутри многолетний смерзшийся комок. Как отпускает чувство ненависти, съедавшее ее все эти годы и отравлявшее ей жизнь.

Не надо мстить.

Не надо охотиться.

Надо просто жить…

Джер закрыл глаза, ожидая смерти, но Лэа опустила руки. Он удивленно открыл глаза, почувствовав, как сталь отняли от его шеи.

Лэа выделялась темным силуэтом на фоне синего неба, ее глаза чуть подсвечивались, как у дикой лесной кошки. Что-то изменилось в ней, но вот что?..

– Уходи, – тихо сказала Лэа. – Я сохраню тебе жизнь в этот раз, но я не знаю, что может случиться при нашей следующей встрече. Я не буду искать тебя. Но используй все свои возможности, чтобы держаться как можно дальше от меня.

Лэа медленным и торжественным движением вложила Карателя – или, может, лучше Всепрощателя? – в ножны.