Этот шок усилился, когда я увидела красноватые облака дыма на горизонте.
Я даже не уверена, что этот шок действительно сводился к моей жизни. Я с самого начала знала, что наверняка не выберусь живой. Мы с Ревиком как-то раз обсудили и это — то, как мы оба не верили, что выберемся из этого живыми.
Мы лишь надеялись, что выживет достаточное количество остальных, и поэтому жертва не покажется напрасной.
Джон. Врег. Лили. Боги всевышние… Лили.
Наша дочь, Лили, настоящая причина, по которой мы ступили на этот безумный путь.
Все наши друзья и близкие, которые прошли с нами через настоящий ад.
Но я и Ревик? Да уж, сомневаюсь.
И он тоже сомневался.
Конечно, эта мысль сопровождалась сожалением. Я хотела жить.
Я хотела пить капучино и плавать. Я хотела видеть, как вырастет Лили. Я хотела быть замужем (по-настоящему замужем) и наслаждаться множеством долгих ленивых утр в постели с моим мужем и капучино, любуясь, как Ревик делает что-либо голым. Да что угодно, на самом деле. Я всё ещё цеплялась за фантазию о домике где-нибудь на пляже или в лесу.
Чтобы мы с Ревиком больше не носили армейское снаряжение, чтобы на наши умы не давило ничто кроме того, чья очередь вести Лили в школу, и что будет на ужин, и надо ли надеть одежду, или пойти поплавать, или остаться в постели и потрахаться ещё пару раз перед едой.
Но да, это была фантазия.
Наверное, в этом-то и смысл.
Мой взгляд сосредоточился на столбах дыма, которые я до сих пор видела вдалеке. Однако я не позволяла себе по-настоящему впитать эту информацию. Я не могла об этом думать. Пока что нет.
Я не могла думать о жизнях там, или о том, к чему приведет цепная реакция последствий. Я не могла думать о людях. Я правда, правда не могла думать о людях.
Ревик.
Я не могла думать о Ревике.
И всё же слёзы текли по моему лицу, горячие и липкие от грязного песка, пока я смотрела на тот закат… и окутанное огнём небо. Я даже не могла поискать его в Барьере, чтобы получить тот окончательный ответ.
Или сказать ему, как сильно сожалею. О последних восьми месяцах.