Уже через несколько минут низенький пухлый человечек очень ловко обработал его рану и, видимо, желая поглумится, рекомендовал Лоррену покой и продолжительный сон. Филипп лежал рядом, подперев ладонью голову, и смотрел на новообретенного любовника с жадностью, какой уж тут сон?

А потом — вместо того, чтобы предаться чувственным усладам, они говорили о проигранном сражении. И Лоррен, видя, что Филиппу это интересно, рассказывал все, что думает об обороне фламандцев и о том, как можно с ними поквитаться.

— Я знаю, как мы могли бы взять этот город, не привлекая дополнительных сил, — сказал он, — У меня есть план.

Еще через четверть часа они уже были в комнате с гобеленами, изображающими осаду древней крепости, где на столе была расстелена подробная карта местности. Склонившись над ней, голова к голове, они до утра спорили и чертили стрелочки, разрабатывая хитроумный план грядущего реванша над подлым врагом.

6.

Французы взяли город на следующий день. И повесили его мэра на главной площади перед ратушей вместе с отловленным накануне шпионом. И это было так весело, сражаться плечом к плечу с богом войны, в самом деле, казалось, что они неуязвимы и непобедимы, словно вырвавшиеся на свободу демоны, жаждущие крови. Летя в атаку во главе отряда кавалеристов, Филипп был так счастлив, как не был еще никогда в жизни. Никакие развлечения не шли в сравнение с рукопашной, жаль только, что сражения всегда заканчиваются лишком быстро.

Эффиа больше не делал попыток отговорить Филиппа от сближения с Лорреном, он не был настолько глуп, чтобы в открытую вставать у него на пути. И потом — он знал Филиппа, тот всегда отдавался новому увлечению целиком и безрассудно, пытаться взывать к его разуму или иным чувствам в такие моменты всегда оказывалось бесполезным. Да он и не видел смысла особенно переживать. В кругу близких друзей принца не было строго ограниченного количество мест. Филипп мог кого-нибудь из них выгнать из дворца и повелеть больше никогда не показываться ему на глаза, но очень скоро начинал скучать и приказывал опальному фавориту вернуться. Филипп был привязан к своим друзьям и ни с кем из них не мог расстаться надолго. Они были его собственностью, его игрушками, с которыми он обращался порой как капризный ребенок, но это всех устраивало, потому что когда его высочество имел намерение мириться, он бывал очень щедр. И он относился ко всем своим фаворитам одинаково, в иные моменты приближая к себе то одного, то другого.

Только вот c Лорреном с самого начала все было как-то иначе. Филипп не мог с ним расстаться ни на минуту, и будто не видел никого вокруг кроме него. Это было похоже на одержимость. Он даже спал с Лорреном вместе всю ночь в одной постели, хотя доселе никто не удостаивался такой чести: во время сна Филипп любил простор и терпеть не мог, если во сне кто-то дотрагивался до него.