— Я-я, — насмешливо передразнила меня она, так и не повернув головы. — Ну, работай, кто тебе мешает? Или, валяйся на диване и мурлыкай — будут у меня два кота.

Я хотел что-то ответить, но не мог. Просто смотрел на нее и…

Рыжая как-то нервно засмеялась, потом резко умолкла, посмотрела на меня сквозь слезы и сказала:

— Прости, это не истерика. Мне сейчас очень трудно, я очень боюсь… — она с трудом глотнула, — боюсь сойти с ума. То, что мы видели там… Там, где мы были… Я боюсь, мне ужасно тяжело, — она едва не сорвалась на хриплый крик, но напряглась (я видел, как напряглась) и взяла себя в руки. — Я знаю, тебе тоже тяжело, ты чувствуешь то же самое, или… почувствуешь позже, но я не дам тебе, не дам нам… — она в упор взглянула на меня. — Помнишь, что я обещала тебе, когда просила надеть смокинг и устроила ужин при свечах? Помнишь, что обещала после ужина?

Я устало помотал головой. Мне было не до ужинов, не до свечей и вообще не до… нее. Я тоже боялся. Того же, чего и она.

— Ор-ги-ю, — раздельно произнесла она. — Я обещала тебе оргию, и хоть я сдохну, но она будет. Хоть ты сдохнешь, но… Лучше сдохнуть так, чем в смирительной рубашке…

При слове «оргию» Кот прекратил важно вылизываться и взглянул на нее с интересом. Потом перевел взгляд на меня. Тот же интерес — холодноватый, но не праздный. Мы оба смотрели на него, словно ждали… совета. Он встал, коротко дернул загривком, пошел к дивану, прыгнул на него и равнодушно уставился в пустой экран телевизора… Нет, на красненький индикатор работающей «записи» на дисплее видака.

— Что он сказал? — спросила Рыжая. — Он ведь что-то сказал сейчас, да? Ну, когда передернул… шеей и спиной, да? Что?