Он снова сел и закурил сигарету:

— Первый мудрец был мудр всего лишь отчасти, как, впрочем, и второй. Они оба сделали только полдела. Так что, по сути, это рассказ о глупости двух направлений мышления. Первый умник сделал все для процветания города, и в итоге добился того, что, приумножив свои богатства, люди стали еще больше бояться их потерять. Второй решил объяснить им, что не испытывать страх можно только тогда, когда ничего не имеешь. Это видно из того отрывка, в котором у людей появляется чувство надежной защищенности только в чужом городе, в котором им ничего не принадлежит…

— Как и мне в твоем доме. Ты к этому клонишь?

Он невесело ухмыльнулся:

— Это, как и в притче — верно только наполовину. Вся соль в том, чтобы не уйти, как неудачливый монах за горизонт, а объединить обе мудрости.

— И как это сделать? Если бы я переехала к тебе, то стала бы жить в вечном кошмаре от перспективы потерять тебя. А так, я как и эти люди не имею надежных стен, всего боюсь и утешаюсь только нашими встречами?

Он задумчиво смотрел на меня, а я продолжала рассуждать:

— Но ты не уйдешь, как эти горе-мудрецы, по пыльной дороге. В конце концов, ты найдешь для меня выход из создавшегося положения. Ведь так?

Он улыбнулся и подошел к окну:

— Да. Однажды.

* 2 *

* 2 *

Сегодня я снова решила заглянуть к нему на пару часов, поскольку вчера осталась недовольна нашей беседой, и мне хотелось прояснить что-то недоговоренное.

Почему всегда в конце наших встреч он выстраивает между нами великую стену изо льда и камня? Почему мы не можем просто быть вместе? Здесь таилась какая-то загадка, ребус, который надо было решить во что бы то ни стало.

Он жил в старинном девятиэтажном доме, слегка потерявшем былую красоту, но трепетно хранившем в себе память о многих тревожных временах и знаменитых датах. Я подошла к знакомому подъезду, утопающему в желто-зеленых кронах акаций, в тени которых возле витой чугунной ограды стоял автомобиль цвета мокрого асфальта [4]. «Значит, он уже дома» — подумала я и потянула сверкающую полированной латунью ручку двери.

На последний этаж нужно было подниматься на лифте, подвешенном между пролетами за загородками из плетеной стальной паутины. Лифт двигался торжественно и шумно, неся ввысь свою кабину красного дерева, как будто он стремился подняться на небеса.

Выйдя на лестничную клетку, я оказалась перед знакомой дверью с витым медным номером «27» [5]и старинным поворачивающимся звонком. Спустя минуту после мелодичной трели он отворил дверь:

— Я думал, ты сегодня не придешь, — его голос звучал немного взволновано.