Гэбриэл расцепил руки и несколько раз хлопнул в ладоши.

— Браво, Галис, даже я чуть было не поверил. Тебе бы на сцену, а не на баррикады.

— Ты все так же самоуверен, — прошипел Галис сквозь сжатые зубы, улыбки на его лице как не бывало.

— А ты все тот же мечтатель, — не остался в долгу Гэбриэл.

Эрилин и Эмир переводили взгляд с одного на другого, не в силах понять, что происходит.

— Галис, я... — решился принц. — Может быть, объяснишь?

— А чего тут объяснять, — его голос даже чуть дрожал от раздражения. — Перед вами источник всех бед в Саране. Тот, из-за кого и была развязана война.

«Черт, и ведь он на самом деле в это верит!»

Гэбриэл спокойно выдержал его гневный обвинительный взгляд.

— Право, Галис, я не заслужил таких почестей.

— Ты заслужил гильотину!

— Да ладно, — что ж, если насмешки так действуют на Галиса, то, так тому и быть, он продолжит насмехаться, — по законам Сараны ты не имеешь права казнить чужеземца, по законам, которым уже больше тысячи лет, смею напомнить. Если ты решишься на это, народ отвернется от тебя уже навсегда.

Галис это знал. Именно поэтому в свое время Гэбриэл и уверял Эрилин, что ее брат жив. Саранцы убивали противников в бою, но вынести смертный приговор могли лишь подданным своего королевства, иностранцы задерживались, иногда содержались в плену, но казнить король их не мог.

Но самозваный король не сдавался.

— Ты пожалеешь, что снова появился, — мстительно пообещал он.

Вот на это Гэбриэлу возразить было нечего, он уже жалел, что его занесло в Сарану прежде, чем Галим успел утереть брату нос. И, если до этого ему категорически не хотелось вмешиваться во внутреннюю политику Сараны, то своими угрозами Галис добился прямо противоположного эффекта.

Гэбриэл посмотрел на Эмира и Эрилин, все еще не понимающих, о чем идет речь.

— Что же ты не расскажешь своему иностранному советнику, в чем суть твоих претензий? — поинтересовался он.

Галис заметно напрягся.

— Это наши внутренние дела, — отрезал он.