Дверь дома Милины была распахнута настежь.

Эдвин спрыгнул с коня.

— Мили?!

— Эдвин! — откликнулся плачущий голос.

— Энн?! — она была в детской, Ричард мирно спал в колыбельке. — Энн!

Женщина подняла на него заплаканные глаза.

— Слишком поздно, — прошептала она.

У Эдвина закружилась голова.

— Хватай Ричарда, и жди в лесу! — крикнул он и бросился на улицу.

Эдвин запрыгнул на коня и понесся к главной площади. Он не знал, что сделает, когда доберется до места, — просто спасет свою любимую, спасет, чего бы ему это ни стоило.

Но, когда Эдвин примчался на площадь, было уже слишком поздно: столб в центре полыхал — Милина умерла.

«Не-е-ет!»

Ему захотелось закричать, завопить. Но он сдержался, его слишком долго учили держать себя в руках. Хотелось зарыдать, на глаза оставались сухими. Эдвин, как зачарованный, смотрел туда, где только что погибла любовь всей его жизни, погибла потому, что Эдвин не успел ее спасти. Если бы он приехал раньше...

Люди узнали его и дружно склонили головы. Подоспела свита и стала пробираться к нему сквозь толпу. Вот около него появился Герберт. Лицо советника было тревожным, видимо, он не знал, чего ожидать от молодого короля.

— Мы сделали это для вас, — вдруг заявил мальчишка лет семи, дергая его за край плаща, чтобы привлечь к себе внимание. — В Алаиде не должно быть ведьм.

В глазах Герберта мелькнул испуг, но Эдвин не собирался устраивать сцен. Милина умерла, ее не вернуть. Прошлого нет. Эдвин Кэродайн — прежде всего король, а потом уже человек. Остальное — побочное. Его долго этому обучали.

— Вся Алаида благодарна вам, — спокойно сказал он, потрепал мальчику по соломенным волосам.

Охрана окружила короля.

— Я думаю, следует спрятать Ричарда, — шепнул Герберт.

— Они с Энн уже должны быть в лесу.