Светлый фон

Он медленно поднял голову. Его словно окатили из ведра кровью: шея и грудь были красные, лицо покрыто кровавыми пятнами.

– Эмма, – его голос был едва слышен. – Эмма, я столько рун ираци начертил и все без толку…

Но Ливви уже была мертва, когда упала на помост. Мертва, когда он добежал до нее, схватил… Никакие руны, никакие ираци уже не могли ей помочь.

– Джулс! – сквозь заслон стражи к ним пробилась Хелен и рухнула рядом на колени, не обращая внимания на кровь.

Эмма молча смотрела, как Хелен осторожно достает из тела Ливви обломок Меча Смерти и кладет на пол. Ее руки были в крови, губы побелели от отчаяния: она обняла и Джулиана, и Ливви, склонила голову, что-то ласково шепча.

Народу в Зале становилось все меньше. Вошел Магнус, очень медленный и бледный; за ним длинной вереницей шли Безмолвные Братья. Он поднялся на помост. Алек вскочил, кинулся к нему в объятия, и оба застыли. Четверо Братьев опустились на колени и подняли тело Роберта Лайтвуда: его руки были сложены на груди, глаза ему кто-то закрыл. Тихий шелест: «Ave atque vale, Роберт Лайтвуд», – пронесся вслед, когда тело поплыло из Зала на плечах монахов.

«Ave atque vale, Роберт Лайтвуд»

Консул шагнула к ним, за ее спиной выстроилась стража. Братья призраками в пергаментных одеждах парили позади.

– Тебе придется отпустить ее, Джулс, – сказала Хелен так мягко, как только могла. – Ее заберут в Безмолвный город.

Джулиан поднял на Эмму глаза, холодные, как зимнее небо, но она поняла его.

– Он хочет, чтобы последним Ливви нес он, – тихо сказала она. – Позвольте ему это.

Хелен погладила брата по волосам, поцеловала в лоб.

– Джиа, прошу тебя.

Консул кивнула.

Джулиан медленно поднялся на ноги, прижимая Ливви к груди. Будто скованный льдом, он двинулся к ступеням, спускавшимся в Зал. Хелен шла рядом, Братья замыкали процессию, но стоило Эмме подняться, как чья-то рука остановила ее.

– Только семья, Эмма, – четко проговорила Джиа.

Я и есть семья, пустите меня с ними, пустите меня к Ливви! – молча кричала Эмма, но ее губы оставались сомкнутыми. Нельзя усугублять всеобщий ужас своей скорбью. К тому же правил Безмолвного города никто не отменял. Закон суров, но это закон.

Я и есть семья, пустите меня с ними, пустите меня к Ливви! это закон.

Маленькая процессия направилась к дверям. Когорта удалилась, но в Зале еще оставались стражники и другие Охотники. «Привет и прощай, Ливия Блэкторн», – тихо неслось вслед.