Светлый фон

«Конлейт, наш любимый антейм», — говорит она. — «Постой и выслушай. Мы здесь, мы обе. Она в безопасности, как я тебе и обещала. Со мной она в безопасности».

Он стоит, застывший, и только смотрит на нас.

— Я не понимаю, — шепчет он. — Бел?

«Поговори с ним, Бел», — обращается Ренна ко мне. — «Ты должна с ним поговорить».

Но я не хочу. Не хочу видеть его реакцию, которая непременно последует. Не хочу разбивать ему сердце. Впрочем, выбора у меня нет…

«Пожалуйста… пожалуйста, выслушай меня, нас», — начинаю я. — «Я тоже не понимаю. Я была потеряна в магии камня. А затем в кристальной сети… Я разговаривала с тобой, помнишь?

И вот он момент. Губы застывают в форме буквы «о», а глаза распахнуты от ошеломления. Он медленно кивает и поднимает руки к голове Ренны. Он проводит подушечками пальцев по гладкой поверхности её чешуи.

— Это… этого не может быть. Только не снова… — в его глазах появляются слёзы, он зажмуривается, пытаясь сдержать их, прижимается лбом к ладоням, которые кладет на её хрустальную чешую. — Бел, пожалуйста…

Ренна обнимает его передними лапками и укрывает крыльями, прижимая к себе, но это не то же самое, как если бы он держал меня в объятьях.

Это больно. Я даже представить не могла, что мне может быть так больно. Всё, через что я прошла — все мучения и лишения, — не сравнится с этим. Его боль, моя боль, чувство потери, поглощающее нас.

Он думает, что потерял меня. Несмотря на то, что я всё ещё здесь, меня как бы и нет. Я чувствую каждую его эмоцию — как он страдает.

Ругаться бесполезно, но мы с Коном всё равно это делаем. Будучи взаперти в разуме Ренны, мне сложно вспомнить зачем. Мы разделяем эмоции, ощущения и реакции — всё то, что обычно скрываем от других. А сейчас такой возможности нет: он видит все мои сомнения, он чувствует себя преданным — и это передаётся мне, наряду с его самобичеванием: он знает, что я не предавала его, и ему стыдно за эти мысли. И страх. Я чувствую его страх, а он мой.

Он боится за меня. Боится болезненных воспоминаний.

Боится, что мы не сможем это исправить.

Это его самый большой страх. Я знаю, что он много говорил с Рондетом после второй смерти Матильды, пытаясь понять, почему она так поступила и как вообще она это сделала, но не думаю, что ему удалось много выяснить. И вот история повторяется. Когда, казалось бы, всё было хорошо.

Мне передаются его воспоминания о том, через что ему пришлось пройти. Его потрясение, когда я напала на него — точнее, когда он думал, что это была я. Та, кого он принял за меня, пыталась воздействовать на него тем проклятым камнем. Я чувствую его боль — эхо гравианских пыток. Всё, что ему пришлось вынести ради меня, обернулось против него. Он верил, всё это время он верил, что я ещё где-то там, глубоко внутри. Он звал меня по имени, умолял услышать его, просил о помощи, но я стояла рядом и не откликалась.