Черт! Надо успокоиться. Валерьянки в доме не осталось.

— За все, — Эвен поднял на меня глаза. — Яра я вел себя как кусок говна. Прости, что пытался видеть в тебе врага, и… пойдем со мной. Я хочу тебе кое-что показать.

— Ну пойдем! — я резко встала, отбросив полотенце, которое, оказывается, мяла в руках все это время. — Что же ты такого хочешь мне показать, что должно стереть мою обиду на тебя?!

Эвен больше ни слова не сказал, направился в прихожую. Я нехотя пошла следом.

— Я хотел вчера это сделать, — произнес он, пропав из поля зрения за поворотом. — Но не успел. Потому и просил не заходить. Вот. Это мой подарок тебе вместе с извинениями.

С каждым сказанным словом его голос звучал все тише. Я остановилась за спиной парня, недоверчиво глядя на то, к чему он меня привел.

Прямо напротив окна рядом с растениями Цветочка стоял высокий деревянный мольберт. Гладкое, пусть и не покрытое лаком дерево, выверенные правильные формы, устойчивые ножки.

Невероятно.

— Это ты сам сделал? — недоверчиво прошептала я, протягивая руку к мольберту.

— Да, — шепотом отозвался Эвен. Потом взял себя в руки. Откашлялся. — Я виноват, Яра. Очень виноват. Простишь ли ты меня?

Пожалуй, именно в тот момент я поняла, что держать обиду и злость на кого-то намного проще, чем простить. Признаться в том, что спускаешь ссору в воображаемый унитаз, кажется попросту невероятно тяжелым трудом.

Так и хотелось спросить: «А что ты понял?», «Какой вынес из всего этого урок?», «Что, больше не будешь так поступать?».

Но прикусив язык, я только кивнула. И после нескольких вдохов подтвердила свое решение простым:

— Прощаю.

А потом все же не выдержала:

— Но забыть все так быстро не смогу.

— Я понимаю…

Я буквально слышала, как он скривился при этих словах.

— А если я скажу, что подарок мы готовили вместе? — решила спасти ситуацию Мия.

Вот тут я уже обернулась и непонимающе нахмурилась. Девушка в этот момент спускалась по лестнице, держа под мышкой какой-то объемный бумажный сверток. Судя по всему, тяжелый.