— Наш отец оставил документ о признании Рэндела законным сыном, — объяснил Чедфлер, шагая рядом со мной и поддерживая меня в седле. — Он хотел защитить старшего сына от Синезубой Невесты, но отец погиб, а моя мать скрыла это. Она хотела, чтобы королем стал я, в обход Рэндела.
— И ты им стал, глупый сын, — заявила Варла. — Документ уничтожен, никто не оспорит твоего права.
— Какая же ты подлая! — не удержалась я. — А ты что молчишь? — спросила я у Рэндела, который догнал нас и теперь шел с другой стороны от меня.
Он пожал плечами и усмехнулся.
— Никто не оспорит права моего сына на трон, — заявила Варла, забираясь на мула.
— Я уже отдал Рэнделу отцовское завещание, — сказал Чед. Варла чуть не свалилась с мула.
— Я не стал уничтожать свиток, — продолжал Чед. — Всё это время он был спрятан за моим портретом на верхнем этаже.
Варла подхлестнула мула так, что бедняга заревел в голос и припустил по тропинке.
— Не переживай, матушка! — крикнул сын ей вдогонку. — Мы прекрасно устроимся при дворе Альфреда! Вам ведь всегда нравилось жить в его городе!
Осталось рассказать совсем немного.
После приключений на болотах я пролежала в постели неделю. Рана на шее чудесным образом затянулась, а меня больше не мучили упыриная жажда и чувство холода. Рэндел не отходил от моей постели и в подробностях (и не один раз) пересказывал, как очнулся ото сна в обнимку с волком, который чуть не откусил ему нос, когда тоже пришел в себя, и как потом обнаружил в подвальной клетке брата — в здравом уме и при памяти, ругающегося, на чем свет стоит.
Когда я уже окрепла, Рэндел, немного смущенно сказал, что Эрик хочет поговорить со мной наедине.
— Признаться, я устала от проклятой семейки, — сказала я со вздохом, — но мы смешали кровь, и теперь я ему что- то вроде сестрички. Надо проявить вежливость.
— Я буду за дверью, — пообещал Рэндел.
— Не забудь прихватить осиновый кол, — съязвила я. — Мало ли что.
Но Эрик вел себя тихо и смирно, хотя больше и не краснел от каждого слова и взгляда. Я подумала, что он сильно переменился, и гадала — было ли все прежнее маской, или юноша и в самом деле стал мужчиной.
— Я ухожу, миледи, — сказал Эрик, когда Рэндел оставил нас.
— Видят небеса, это — лучшее решение, — сказала я сдержанно.
— Тогда и говорить больше ничего не надо, — он круто развернулся и пошел к выходу, но оглянулся, хотя я не окликнула его и не собиралась окликать.
Эрик окинул меня больным взглядом и сказал: